Дело Логинова - [33]

Шрифт
Интервал

– Это может плохо кончиться, – сказал вдруг я. – Воспалением легких, например. Но мне как-то плевать, честно. Двум не бывать, а одной не миновать[24].

– Да не смеши, – отмахнулась она, открывая бутылки своей зажигалкой. – Весна же. Не будь Лешей.

Настя считала Лешку редкостным ворчуном и говорила, что если уж кого-то и нужно называть Дедом, то не ректора, а «господина адвоката».

Дождь не сбавлял обороты.

Я сделал то, чего не делал уже несколько лет – обхватил Настю за теплые, несмотря на дождь, плечи и притянул поближе к себе. Она не сопротивлялась. Не знаю, чем это было вызвано – скорее всего (как ни прискорбно) только желанием поднять мне настроение и «смягчить участь» человека, который чудом избежал ареста. Но мотивы, причины и объяснения – не моя сильная сторона.

– Я тебя очень люблю, – сказал я ей почти в ухо, зарываясь носом в волосы.

– Я знаю.

Дома меня поджидали полнейшая пустота, вынужденная выпивка вместо транквилизатора и вероятный скандал. Но это не имело ни малейшего значения.

Ведь я обнимал Настю под теплым дождем в парке Шевченко.


Дед с недавних пор был на больничном, и на правах и.о. ректора мой тесть занял его кабинет. Иногда Смагин так нахально вел себя по отношению к Деду, что казалось, он уже готов вызвать для него нотариуса, плотника и священника, лишь бы скорее занять престол.

И вот Смагин, надутый как жаба от собственной важности, недвижимо сидит в громадном ректорском кресле, прихлебывая кофе и с каждым глотком пронзая меня очередным лучом сапфировых глаз.

Долинский вчера получил свою порцию и теперь облегченно дышал в углу на диванчике, впялив глаза в планшет. Я умостился в конце длинного стола для совещаний, не решаясь поднять глаза на Смагина. Он был прав – глупо вышло, неудачно. Разговоров по Институту теперь не избежать.

Тесть говорил как всегда тихо и уверенно.

– Коля, давно такого не припомню. Давно такого не было. Бывало всякое, но давно такого не было.

Вот заладил свою шарманку! Давно, давно… Тюлень старый.

– Я не знаю, кто вас выручил. Думаю, эти люди сами выйдут на связь и что-то потребуют. В любом случае, теперь есть кто-то или что-то, кому мы обязаны. Или скорее – ты обязан, Коля.

Я вздрогнул всем телом и лицом.

– Я?

Долинский мельком на меня посмотрел и вернулся к Angry Birds. Он играл очень умело – не более одной-двух попыток на уровень. Свинки тихо визжали (он не потрудился выключить звук), но почему-то Смагин это не комментировал, ему свинки не мешали.

– Ты. Если бы ты не был Таниным мужем, я бы сам тебя уволил сегодня же. Если КГБ решит за это ухватиться…

– Нет, КГБ обломится, – вмешался Долинский и поставил игру на паузу. – Я его вчера отлично припугнул. Он держался хорошо, но понял, что мы знаем о его причастности, и увидел, что мы сильнее. Сейчас.

– Еще неясно, причастен ли он вообще, – угрюмо заметил тесть. – Может, ты сделал только хуже.

– Не сделал.

Их взгляды пересеклись. Это правда, что лучше Долинского никто не подходил на должность «консильери» нашей «мафиозной семьи». Так мы его частенько и называли. Никто не смог бы выдержать бурения смагинских глаз. А в тигровые глаза Долинского долго смотреть не мог и сам Смагин.

Отступив от консильери, тесть перенес удар на меня:

– Так что, дорогой мой, ты провинился. Я еще не знаю, что буду делать… Но предупреждаю – если за твое спасение от следствия будут просить денег, платить будешь из своего кармана. Я не дам ни копейки.

А я как будто ожидал, что ты что-то дашь, Синеглазка? За то, что я согласился терпеть в горе и в радости твою дочь, я получил место на кафедре (которое и так мне по праву принадлежало!) и угол в квартире на Владимирской.

Ничего, Смагин, вот выпадут у тебя зубы, я для тебя жевать пищу не стану…

– Я понимаю, и постараюсь искупить все, – смиренно издал я.

– Кровью? – оскалив зубы, спросил тесть.

Вот урод.

– Можно и кровью, – пришлось улыбнуться в ответ.

В дверь робко стукнули, и тут же просунулась голова Маши, секретарши Деда. Она не слишком боялась Смагина – он еще не ректор.

– Тут человек… показал удостоверение военной разведки. Просит срочно к вам…

Не знаю, как выглядело в тот миг мое лицо, но у тестя на лице застыла маска ужаса: разумеется, он в секунду связал визит со вчерашним чудесным избавлением от грехов. Долинский оставался внешне совершенно спокоен, словно ожидал подобного поворота событий.

– Проси… – уронил доблестный проректор потухшим голосом. – Оставьте меня с ним. Нет, Андрей, останься. Нет, ладно, оба останьтесь.

Долинский отложил игрушку, встал с диванчика, подошел к нам и беззвучно присел за стол. Смагин нервозно застучал ладонями, будто разыскивал потерянную ручку, отвлеклись и мы, упустив момент, когда гость оказался в кабинете.

– Останьтесь все. Думаю, мне лучше говорить со всеми сразу. И не стоит так нервничать, я же ваш друг, а не враг.

Это произнес стоявший у входа мужчина неопределенного возраста в темном костюме и синей рубашке без галстука. Мужчина, которого я на протяжении последнего года видел каждый рабочий день, но обычно в несколько другом прикиде и другом статусе.

– Позволите присесть? – мягко осведомился он.


Рекомендуем почитать
Сухих соцветий горький аромат

Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.


Сидеть

Введите сюда краткую аннотацию.


Спектр эмоций

Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.


Скит, или за что выгнали из монастыря послушницу Амалию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.


Сердце волка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.