Дело Логинова - [31]

Шрифт
Интервал

Отлично, Логинов. Чем ты похвастаешься на встрече выпускников? Один друг после ИПАМ закончил Оксфорд, другой выиграл миллионный грант на утилизацию газовых баллончиков, третий – советник премьер-министра, у четвертого студия звукозаписи в Сан-Диего и жена – бывшая модель. А ты – зять Смагина, алкоголик, дурак, взяточник и автор-соавтор двух учебников и трех десятков статей по социальным системам и госуправлению.

Пришлось варить сосиски. Когда-то на диком отдыхе в Крыму Илья пытался научить меня готовить, но сил научиться большему, чем жарить стейк или варить полуфабрикаты, у меня не хватило. Таня, к счастью, умела готовить, но делала это с явной неохотой и нечасто – всю домашнюю работу вела приходящая домоправительница.

Чем дольше я жил с Таней, тем большее равнодушие она вызывала, и тем больше я хотел избавиться от человека, который выбрасывал мусор в окно и коротал жизнь в телефонных беседах, девичьих вечеринках и просмотре идиотских ток-шоу. Юмора и иронии она не понимала, в постели была скорее обузой, чем отрадой, книг не читала, а на робкие намеки отца, что он хочет внуков, отвечала, что «ненавидит детей» (к моему немалому облегчению).

– Поруби ее топором и выбрось по частям из окна. Следователям объяснишь: «Она это так любила!» – посоветовал мне когда-то Леша.

Но я терпел: чтил Уголовный кодекс (за исключением, разумеется, раздела об экономических преступлениях).

Вот и теперь нужно было терпеть и жевать сосиски второй свежести. К счастью, в баре оставался джин, с которым они оказались вполне вменяемым обедом. А после джина меня, как всегда, посетило желание позвонить Насте.

Стопроцентно, никто другой в тот момент не помог бы. После доклада Смагину о случившемся Долинский поехал в одиночестве отмечать первые шаги дочери и наше с ним чудесное спасение, Леша сразу после инцидента сбежал на дачу покормить комаров (каждый – размером с фаланги его длинных пальцев), а Илья, как мне уже было известно, с самого утра был с Инной у ее родителей.

Будем звонить, значит.

– Уле? Здравствуйте, девушка. Я вас не отвлекаю?

– Привет. Нет, Коля, все нормально.

– Подскажи, пожалуйста, номер Джихад, а то я снова его где-то посеял! – попросил я.

– Все действительно нормально, – уверила Настя. – Чего ты хотел?

«Номер Джихад» был моим паролем-проверкой для телефонной связи, нет ли рядом Летчика. Я не играл в Джеймса Бонда – просто не хотел создавать Насте лишних неудобств.

Она ценила это и относилась с пониманием.

Опасные связи

Vamos a comprar una tarta para la cena.

Красиво звучащий эпиграф на испанском, совершенно не связанный с содержанием главы

Я двойственно чувствовал себя с Настей. При каждой встрече вне стен ИПАМ, которые после нашего примирения были не такими уж редкими, мне казалось, что человека ближе нет и не будет. Снова втягивался, начинал строить планы и опять наталкивался на ее протест: нет.

Время струилось, и я научился поддерживать хрупкий баланс своего состояния – порой отдыхал от общения, подавался в работу, в разгул, в науку. Но ничего не менялось. Мы с Настей существовали в разных системах; я был для нее асимптотой, которая стремится к графику, но никогда не пересечет его.

Но то, что всегда было моим – так это возможность обедать с ней в «Августине» или «Эгоисте» во время окон или после пар. Однажды мы даже выпили из хулиганских побуждений по сто пятьдесят водочки прямо перед заседанием кафедры, что положительно сказалось на настроении и самом процессе заседания.

На правах заместителя заведующего кафедрой я сидел по правую руку и чуть сбоку от Джихад, а Настя – в углу. Как мне потом объяснил один коллега, наши переглядывания и смешки были более чем заметны. Насте это простили, ибо она более чем образцовый сотрудник, а мне… Что ж, Джихад тогда дала мне жару, высказалась, и очень жестко, но уже после заседания и наедине – корпоративная этика все-таки.

Иногда мне казалось, что я просто подменяю Летчика по субституции – и в самом деле, того часто не бывает дома, свободного времени у него кот наплакал. Наверное, мне стоило раньше догадаться, что каждый из нас просто занимает свое место в ее жизни, и мне нет смысла пытаться перескочить на позицию другого. Однако, если б я понял, тот мрачный период моей жизни потерял бы свою изюминку, смысл, и закончил бы я… нет, даже не хочу домысливать.

В этот раз не было смысла сидеть возле ИПАМ, и мы остановили свой выбор на «Портере» на Костельной. Настя с Летчиком жили недалеко от меня – на углу Тарасовской и Льва Толстого. Договорились встретиться в парке Шевченко возле ухоженного домика первого в Киеве общественного туалета (до сих пор не могу нагуглить, кто его строил: Николаев или Городецкий?).

Нимало не беспокоясь о том, что подумает об этом Таня, я оставил недопитый джин на столе – мы ведь с Настей будем пиво пить, не хотелось мешать столь разные напитки после недавнего опыта с текилой.

– Но сразу предупреждаю: завтра у меня экзамен, я не буду сильно накидываться.

Меня это повеселило.

– Насть, ну какой же это повод, чтоб не накидываться? У меня на днях был экзамен по теории госуправления, так мы с Илюхой так отличненько дали, что меня Джихад…


Рекомендуем почитать
Сухих соцветий горький аромат

Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии, вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.


Сидеть

Введите сюда краткую аннотацию.


Спектр эмоций

Это моя первая книга. Я собрала в неё свои фельетоны, байки, отрывки из повестей, рассказы, миниатюры и крошечные стихи. И разместила их в особом порядке: так, чтобы был виден широкий спектр эмоций. Тут и радость, и гнев, печаль и страх, брезгливость, удивление, злорадство, тревога, изумление и даже безразличие. Читайте же, и вы испытаете самые разнообразные чувства.


Скит, или за что выгнали из монастыря послушницу Амалию

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Разум

Рудольф Слобода — известный словацкий прозаик среднего поколения — тяготеет к анализу сложных, порой противоречивых состояний человеческого духа, внутренней жизни героев, меры их ответственности за свои поступки перед собой, своей совестью и окружающим миром. В этом смысле его писательская манера в чем-то сродни художественной манере Марселя Пруста. Герой его романа — сценарист одной из братиславских студий — переживает трудный период: недавняя смерть близкого ему по духу отца, запутанные отношения с женой, с коллегами, творческий кризис, мучительные раздумья о смысле жизни и общественной значимости своей работы.


Сердце волка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.