Дело лис-оборотней - [71]

…Но все это Баг расскажет Богдану потом, позже, а сейчас он смотрел на сановника с легкой улыбкой, в которой читалось облегчение, держал его голову и помогал пить отвар из трав.

— Что Виссарион? — слабым голосом спросил Богдан, когда с питьем было покончено и он откинулся на пуховую подушку. — Где он?

— Позвольте… — услышал он хриплый голос Вэймина Кэ-ци. Тангут тоже, как оказалось, был рядом: сидел на табуретке у стены. — Позвольте нам самим. Это наш мальчик. Плохой, но – наш. Вот нас двое да он – больше не осталось Вэйминов, — тангут кашлянул. — Наша почтенная тетушка удостоилась стать небесной лисой. Теперь он уж не сможет противиться справедливости. Он раскается. Мы верим.

— Правда, еч, — проверяя иглы, вколотые в предплечья друга, молвил Баг, — пусть они сами с ним разбираются. Семья – дело святое. У них такое горе, — он вспомнил Стасю и тяжко вздохнул, — траур…

— Быть по сему, — вспомнив отца Киприана, согласно прикрыл веки минфа. — Быть по сему.

Вэймин Кэ-ци поднялся с табурета и отвесил Богдану низкий поклон, потом еще один, и еще.

— Что вы, не надо… — зашевелился смущенный Богдан.

Тангут приблизился и осторожно положил сановнику на грудь кожаный мешочек на тонком ремешке.

— Возьмите это, драгоценный преждерожденный, — сказал он, — возьмите и носите, не снимая. Вы ведь теперь тоже наш родственник. Охранит от вашего… недуга, — он круто развернулся и быстро вышел; ошеломленный загадочным сообщением о новоявленном родстве Богдан, не верящий ни в какие амулеты, — какие могут быть амулеты, коли все в руках Господа нашего, — хотел было остановить тангута, но за тем уж захлопнулась дверь,

— Карма, — пробормотал Баг.

— Ну-те, — в комнате с банкой, полной гируд, появился лекарь Большков. — Постановка малых сих на соответственные места ослабленного организма будет, мыслю, весьма сообразной… Кстати, драгоценный преждерожденный Лобо, вы выяснили, что такое «лисья рыжинка»? Мне, как естествоиспытателю, это было бы очень интересно. Казалось, я знаю все снадобья, и вдруг…

Баг и Богдан переглянулись.

Богдан и Баг

Соловки, 15-й день девятого месяца, пятница, позднее утро

Покуда Богдан под надзором Бага и темноликой немногословной Лизаветы принимал лечение иглами и травами в избе Большкова, сам несгибаемый лекарь, сопровождаемый старшим тангутом, в глухую полночь отправился в осиротевший «Персиковый источник», дабы оказать посильную помощь тамошним обитателям.

Проницательный ум лекаря в конце концов определил причину резкого ухудшения состояния сановника. Престарелая, истомленная жизнью, снедаемая угрызениями совести тетушка-лисица, которую против воли удерживали в мире сем лишь многочисленные налепленные вокруг ее узилища охранительные амулеты, после того как Вэймины помогли ей освободиться, с облегчением устремилась в горние выси. Однако ж поддержание в Богдане надлежащего градуса любви к лисичкам происходило, по всей видимости, не без магического воздействия девятихвостой преждерожденной. Внезапное прерывание воздействия оказалось, как рассудил понимающий в таких делах Большков, чем-то вроде сильнейшего похмелья или, как он, пошевелив искательно пальцами, выразился, ломки.

Но, коли так, каково же теперь приходилось тем несчастным, что в течение многих месяцев, а то и лет, в полном довольстве трудились ни за грош в артели Виссариона, заготавливая ему сельдь и преумножая богатство равного Небу наставника! Есть люди, живущие под счастливой звездой, — а эти, как поэтично выразился знакомый с самыми разными сторонами жизни лекарь, столько лет тянули свое ярмо под счастливой иглой. Страшно было даже подумать, в каком они нынче могут быть состоянии. Работа предстояла изрядная. И подвижник врачевания, бормоча себе под нос цитаты из Писания, устремился к страждущим.

Вернувшись на рассвете – Богдан уже пришел в себя и они с Багом и младшим Вэймином лишь ожидали возвращения Большкова и Кэ-ци, чтобы, сообразно отблагодарив лекаря и его верную супругу, устремиться наконец в порт, — лекарь поведал страшные вещи. Из девятнадцати человек, беспробудно живших в артели, четверых он застал в бессознательном состоянии. Трое плакали навзрыд, сидя кто где, прямо на холодной, мокрой, пропахшей рассолом и рыбными отбросами земле «Персикового источника». Остальные в полном ошеломлении бродили на подгибающихся ногах внутри огороженного глухим забором пространства артели и горестно, то и дело повторяясь, перечисляли друг другу пропажи того, что, как они были уверены, тут еще совсем недавно имелось. «И фонтан украли… — говорил один. — Хитрые какие воры, даже следа не осталось…» – «А у меня в покоях золотая статуя наставника стояла, а теперь – гнилушка какая-то валяется… И сами-то покои съежились, каморкой стали…» – вторил другой, кулаком размазывая по щекам слезы. «Заместо станков новейших – багор треснутый…» – «Воздух-то какой стал вонючий, замечаете, братья?» – «Как не заметить… И воздух поперли…» – «Годами, годами наживали свое добро трудами праведными – и вот в одночасье кто-то схитил!» – «Эк нажились на нас скорпионы…» – «А наставник-то где ж? Наставнику надо пожаловаться, наставник спасет, путь укажет…»