Дело Бенсона - [4]

Сейчас он сидел напротив меня в гостиной Ванса с выражением упрямой агрессивности на липе, и я знал, что он глубоко удручен убийством Олвина Бенсона.

Он торопливо глотал кофе и чуть не разбил чашку, когда Ванс, с изумлением следивший за ним, заметил:

– Скажите, почему у вас такой печальноозабоченный вид? Не вы ли, случайно, являетесь убийцей?

Маркхэм игнорировал легкомысленное замечание Ванса.

– Я еду к Бенсону. Хотите поехать со мной? Как-то вы спрашивали меня о серьезном деле. Я обещал взять вас с собой и теперь хочу выполнить обещание.

Я тут же припомнил, как несколько недель назад в Стюйвезант-клубе, когда темой для разговора стали убийства в Нью-Йорке, Ванс выразил желание участвовать в одном из расследований, которым будет заниматься Маркхэм, и тот, в свою очередь, обещал привлечь Ванса в ближайшее серьезное дело. Практически для подобного желания со стороны Ванса послужил его интерес к психологии человеческого поведения, а дружба с Маркхэмом как раз представляла для Ванса широкие возможности.

– Вы не забыли об этом? – лениво осведомился Ванс. – Спасибо за восхитительный хотя и не очень приятный подарок. – Он взглянул на часы, стоящие на камине. Было без нескольких минут девять. – Но какое неподобающее время! А если меня кто-нибудь увидит?

Маркхэм нетерпеливо дернулся в кресле.

– Ну, если вы решите, что удовлетворение вашего любопытства компенсирует неловкость, которую вы испытываете при появлении на публике в девять часов утра, тогда поторопимся. Я, конечно, считаю, что вам следует ехать в халате и шлепанцах. К тому же мне бы не хотелось терять время, ожидая, пока вы оденетесь.

– К чему такая спешка, старина? – спросил Ванс, зевая. – Парень этот мертв, не так ли? Теперь он уже никуда не сбежит.

– Да пошевеливайтесь вы, – огрызнулся Маркхэм. – Это не шуточное дело. Оно дьявольски серьезно и, судя по всему, грозит чудовищным скандалом. Так вы идете?

– Иду ли я? Я скромно следую за мстителем. – Ванс встал и поклонился Маркхэму.

Он позвонил Карри и приказал подать одежду.

– Я буду помогать Маркхэму возиться с трупом и потому хочу выглядеть изящно. Сегодня достаточно тепло для шелкового костюма?. . И лавандовый галстук.

– Надеюсь, вы не нацепите зеленую гвоздику, – усмехнулся Маркхэм.

– А вы начитались мистера Хиченса, – поддел его Ванс – Надо же: такая ересь из уст окружного прокурора! Во всяком случае, вы хорошо знаете, что я никогда не ношу бутоньерок. Украшения для мужчин – это дурной вкус Это удел развратников и саксофонистов… Но расскажите мне пока об этом Бенсоне.

Ванс одевался с помощью Карри с такой скоростью, какую я никогда не видел и не ожидал от него. За его добродушвьм настроением скрывались тревога и волнение.

– Я полагаю, вы слышали об Олвине Бенсоне, – начал окружной прокурор. – Так вот. Сегодня утром его экономка позвонила в полицейский участок и сообщила, что нашла своего хозяина убитым в его любимом кресле в гостиной. Сообщение об этом было немедленно передано в Управление полиции и прокуратуру. Мой помощник тут же уведомил меня. Я пытался оставить это дело в руках полиции, но полчаса спустя позвонил майор Бенсон, брат Олвина, и попросил меня, как об одолжении, заняться этим делом. Я знаю майора уже двадцать лет и не смог отказать ему. Поэтому я так тороплюсь попасть в дом Бенсона. Он живет на Западной Сорок восьмой улице, и я решил заехать за вами, помня о вашей просьбе взять вас с собой на расследование подобного дела.

– Очень мило с вашей стороны, – пробормотал Ванс, глядясь в зеркало. Потом он повернулся ко мне: – Поедем, Ван, посмотрим на покойного Бенсона. Я уверен, сыщики Маркхэма раскопают факт, что я ненавижу невоспитанных людей, и обвинят меня в преступлении, все же безопаснее чувствовать рядом своего адвоката… Вы не возражаете, Маркхэм?

– Конечно, нет, – с готовностью согласился Маркхэм, но я чувствовал, что он предпочел бы не видеть меня рядом. Однако это дело настолько заинтересовало меня, что я решил забыть условности и вскоре с Маркхэмом и Вансом спускался вниз по лестнице.

Мы сели в такси и поехали по Мэдисон-авеню. По дороге я в который раз удивлялся дружбе этих несхожих людей – прямого и откровенного, неподкупного и сурового, сверхсерьезного Маркхэма и непостоянного и подвижного, циничного и веселого Ванса. Однако какими бы ни были различия между ними, они не мешали их дружбе. Похоже, что каждый из них видел в другом то, чего недоставало ему самому. Маркхэм олицетворял для Ванса твердость и неизменность жизненных устоев, тогда как Ванс символизировал для Маркхэма беззаботность, экзотику и жажду интеллектуальных приключений. Их близость была гораздо большей, чем это было видно, и несмотря на преувеличенное осуждение Маркхэмом поступков и мнений Ванса, он уважал глубокий ум Ванса и считался с его мнением.

Пока мы ехали в машине, Маркхэм был молчалив и мрачен. С тех пор как мы вышли из дома, ов не проронил ни слова, но когда мы свернули к Сорок восьмой улице, Ванс обратился к нему:

– Как положено действовать согласно этикету в доме, где есть покойник: снимать шляпу или нет?

– Можете оставить ее на голове, – отрезал Маркхэм.