Дело Бенсона - [15]
– Может быть, Хэс скрывает свои знания, как хитрый дипломат, – высказал я предположение.
– Нет, – отозвался Ванс и печально покачал головой. – Человек с его тщеславием не удержался бы от соблазна известить о своих способностях весь мир хотя бы из-за того же гуманизма и из желания добиться справедливости. Для него было бы мукой промолчать об этом.
– Во всяком случае, Маркхэм может знать или подозревать что-либо такое, о чем следует временно умолчать, – не сдавался я.
Ванс на мгновение задумался.
– Да, в этом нет ничего невозможного, – согласился он. – И он держится в стороне от этой журналистской говорильни. Может быть, мы основательно вникнем в это дело, а, Ван?
Он подошел к телефону, набрал номер прокуратуры, и я слышал, как он договаривается с Маркхэмом о встрече за ленчем в Стюйвезант-клубе.
– А как насчет статуэтки Надельманна у Штирмера? – спросил я, вспомнив о причине, которая привела меня в это утро в дом Ванса.
– Сегодня у меня нет настроения заниматься греческими безделушками, – ответил он и снова уткнулся в газету.
Сказать, что я был удивлен его поведением – значит не сказать ничего. За все время нашего знакомства я не помню случая, чтобы он отказался разговаривать или рассматривать какой бы то ни было предмет искусства. Однако сейчас это случилось. Я был достаточно сообразителен, чтобы понять, насколько интенсивно работает его ум, и перестал донимать его.
Маркхэм немного опоздал; когда он прибыл в клуб, мы с Вансом уже сидели в углу за нашим любимым столиком.
– Приветствую вас, мой милый Ликург, – встретил его Ванс. – Что нового ожидает человечество в ближайшем будущем? Есть ли у вас новые ключи к этому делу?
Маркхэм улыбнулся.
– Я вижу, вы читали газеты. Какое же мнение сложилось у вас?
– Без сомнения, дело типичное, – ответил Ванс. – Они настойчиво и кропотливо ищут нее, что угодно, кроме самого существенного.
– В самом деле? – шутливо осведомился Маркхэм. – А что, разрешите спросить вас, вы считаете самым существенным в этом деле?
– С точки зрения глупого любителя, я бы считал наличие парика нашего дорогого Олвина, – ответил Ванс. – Довольно подозрительная вещь, знаете ли.
– Во всяком случае, Бенсон носил эту штуку, насколько я понимаю… А что еще?
– А еще воротничок и галстук на постели.
– И искусственные зубы в стакане, – шутливо добавил Маркхэм.
– Вы удивительно догадливы! – воскликнул Ванс. – Да, это тоже очень существенная деталь ситуации. И меня удивляет, что несравненный сержант Хэс не обратил внимания на эти вещи. Впрочем, а некоторые Аристотели часто небрежны в своих наблюдениях.
– Вы не особенно интересовались вчерашним расследованием, – сказал Маркхэм.
– Наоборот, – уверил его Ванс, – я оцепенел от изумления. Вся ваша процедура была пределом абсурдности. Все, относящееся к делу, начисто игнорировалось. Там была по меньшей мере дюжина points de depart[14], и все они вели в одном направлении тем не менее ваши официальные pourparleurs[15] их даже не заметили. Каждый занимался дурацким делом – вроде разглядывания концов сигарет и решеток на окнах. Кстати, эти решетки интересны сами по себе – флорентийская работа.
Маркхэм был изумлен и раздражен.
– Для полиции это имеет большое значение, Ванс, – сказал он. – В конце концов своего они добиваются.
– Я просто обожаю вашу доверчивую натуру, – промямлил Ванс. – Но признайтесь мне, Маркхэм, что вам известно об убийце Бенсона?
Маркхэм колебался.
– Это, конечно, совпадение, – наконец заговорил он, – но утром после вашего ухода один из моих людей, которого я послал проверить любовную жизнь Бенсона, доложил, что он нашел женщину, которой принадлежат сумочка и перчатки. В поисках ему помогли инициалы на платке. Он узнал о ней интересные факты. Как я и подозревал, она обедала с Бенсоном. Она актриса музыкальной комедии и ее зовут Мюриэл Сент-Клер.
– Какое несчастье! – вздохнул Ванс. – Я, знаете ли, надеялся, что сыщики не найдут эту леди. Я не имею удовольствия быть знакомым с нею, иначе я послал бы ей соболезнование… Я полагаю, теперь вы будете играть роль судебного следователя и подвергнете ее разным ужасам, не так ли?
– Я обязательно допрошу ее, если вы это имеете в виду.
Маркхэм был рассеян, и остальное время мы в основном молчали. Когда после ленча мы курили в комнате отдыха, майор Бенсон, который с удрученным видом стоял у окна, заметил Маркхэма и подошел к нам. Это был плотный коренастый мужчина лет пятидесяти, с круглым серьезным лицом.
Он поклонился Вансу и мне и обратился к окружному прокурору:
– Маркхэм, я со вчерашнего дня постоянно думаю об этом, и мне кажется, что можно сделать другие предположения. Есть один человек, Линдер Пфайф, который был очень близок с Олвином. Может быть, он сумеет дать вам некоторую полезную информацию. Вчера я совсем выпустил его из виду. Он живет не в городе, а на Лонг-Айленде. Кажется, Порт-Вашингтон. Это только идея. Правда, я не очень уверен, что он сумеет что-нибудь прояснить в этом ужасном деле.
