Делай то, за чем пришел - [2]

«Трудись, трудись, — мысленно одобрял Глеб. — Сегодня и зашел-то последним, значит, с утра еще зубрил... А раньше всегда заскакивал первым, везде хотел быть первым, во всем!..

Помнишь, как я пришел к вам в группу в начале учебного года?.. Читал вступительную лекцию и упомянул вибрационные бункеры; коротко пояснил, что это такое. А ты спросил, причем не подняв руки, не вставая, громко:

— А вы их видели, эти бункеры? Может, только в учебниках пишут, а на самом деле...

Сначала я немного: растерялся: что делать? Я в жизни не видел ни одного вибрационного бункера... Однако в следующую же минуту на ум пришла спасительная мысль.

— А вы знаете, что Африки не существует? — спросил я.

— Как это не существует?

— Да вот так. Ведь ваш учитель географии не видел Африку, он прочитал о ней в учебнике...

Группа поняла, в группе заулыбались, ты же гнул свое:

— Пишут: автоматизация, автоматизация, а на заводе никакой автоматизации...

— А у вас большой заводской стаж? — снова спросил я.

И опять рассмеялись почти все студенты[1], никакого стажа у тебя, разумеется, не было, в свои восемнадцать лет ты побывал ну разве что на местном заводике, да и то, наверное, со школьной экскурсией...

Ты, видимо, был уязвлен: все кругом улыбались, улыбалась и твоя соседка по столу Олечка Астанина.

— А у вас? — запустил ты шпильку. — У вас-то большой заводской стаж? Теперь и я почувствовал, что «завожусь» — чем мне было похвастать? Тремя годами конструкторской работы? Тем, что успел повидать во время институтских практик?

— Если вас, — сказал я раздраженно и потому не совсем ловко, — интересует мой личный опыт, я могу дать вам аудиенцию в свободное от занятий время.

Ты демонстративно хмыкнул, я продолжал урок, но настроение у меня испортилось. «В самом деле, — думал я, — имею ли я право преподавать? Я, видевший так мало!

Другое дело, если бы я при случае мог вспомнить: «Когда я работал на «Уралмаше»...» Или сказать: «Вот на Горьковском автозаводе, помню...» А еще бы лучше: «В свое время мне довелось участвовать в симпозиуме...»

Но ничего такого у меня в жизни не было. Работал я на довольно заурядном заводе, считался, правда, неплохим конструктором. В порядке шефства вел в соседней школе кружок технического творчества (нечто вроде клуба юных техников). И увлекся этим делом настолько, что стал подумывать — а не перейти ли на преподавательскую работу? «Преобразовывать мир посредством воспитания стоящих личностей, — возвышенно думал я тогда, — вот дело, которому можно посвятить свою жизнь!..» С этими возвышенными намерениями я и оказался здесь, в Небратском техникуме.

«Возомнил себя преобразователем мира, — иронизировал я теперь сам над собой, — а не подумал, достоин ли, способен ли, имею ли право?..»

Словом, довольно невеселые раздумья вызвал ты у меня своей шпилькой. Но это было еще не все, ты, по-видимому, считал себя не отомщенным и начал против меня настоящую «холодную войну». Ты правильно рассчитал, куда наносить удары, — стал задавать мне трудные вопросы. У меня было такое впечатление, что ты специально где-то откапываешь, заранее готовишь эти вопросы. И не раз ты ставил меня в неловкое положение...

Чтобы быть во всеоружии, мне приходилось думать не только о предстоящей лекции, но и о том, какие вопросы ты сможешь задать во время этой лекции. К занятиям в вашей группе я стал готовиться точно к бою: обложившись журналами, брошюрами, книгами, делая бесчисленные выписки из них.

И все-таки читал пока что по конспекту, боялся оторваться от него. А ты эту мою боязнь подметил, и однажды, когда я по ходу лекции назвал какую-то цифру, ты спросил:

— Там у вас в конспекте не ошибка? Что-то больно много...

Я знал наверняка, что не ошибся, но тем не менее малодушно глянул в записи.

— Нет, все правильно, — сказал я и тут же сообразил: да ведь и ты знал, что никакой ошибки нет. Но тебе хотелось еще раз выставить меня в невыгодном свете: смотрите, мол, какой он преподаватель, от конспекта не может оторваться!..

Да, Шибанов, я сам когда-то, будучи студентом, не очень-то уважал преподавателей, читающих по конспекту...

К доске ты выходил всегда безукоризненно одетый, стройный, уверенный; только что пробившиеся усики придавали твоему лицу выражение дерзкой смелости. Отвечая, ты говорил много и быстро, что называется — без запинки, и я как-то не успевал вникать в суть сказанного тобою. Так было раз, другой, третий... Я ставил тебе «пять», как ставили тебе пятерки большинство других преподавателей: ты считался одним из лучших... На меня, хотел я того или не хотел, видимо, действовали твоя уверенность, твоя дерзость, легкость речи и даже одежда...

Да-да, и одежда! Ведь мой скромный, поблескивающий на локтях и коленках костюм... Просто в то время я не придавал «платью» никакого значения. А ты придавал, и твоя щеголеватость наверняка усиливала в тебе сознание собственного превосходства. Мы, мол, в твои годы, будем выше, достигнем большего, у нас все впереди...

Я догадывался, что иногда ты шепчешь своей соседке по столу что-то нехорошее обо мне, что-то насмешливое. А когда шел по коридору мимо тебя, стоящего с товарищами, то чувствовал, что и здесь ты проходишься по моему адресу...