Делай, что хочешь - [39]

К нам на границу и сегодня добраться не очень-то просто. А тогда в три приема: сначала на поезде, потом в почтовой карете, потом на чем получится. Малышка тоже нас провожала. И такая веселая была, что сердце болело. Не понимает, что мама с папой уезжают надолго. Получилось – почти на полгода. Доктор выиграл второй процесс. Мы еще дождались снятия ссылки и вернулись. С известием, что семью ожидает пополнение.

А вдруг бы проиграл? Ну, обвенчались бы. Если государству так хочется взять с нас пошлину лицемерия и назвать это добродетелью, то пусть. Уплатим. Это, в конце концов, не тот случай, где так уж надо на рожон лезть. Но мысль, что могут принудить к выбору между ребенком и совестью, во мне засела. Ведь человек все-таки выберет ребенка, правда? Но каким он вырастет?

Когда поезд тронулся, вдруг я почувствовал, что тяжесть пропала куда-то.

Две малышки – радости вдвое, а трудов, если здоровенькие, конечно, – не вдвое, а столько же, как с одной. Воспитательные принципы у нас смешные были: на руки брать почаще, разговаривать побольше, подкидывать повыше. Я и подкидывал, но спрашивал: а что будет?

Да, с малышками славно жить. Но встает какая забота? ДДевочек надо обеспечить? Я думал, что надо. И убедил. Знаете, бедным людям нечего терять, кроме своих детей. Со средствами надежнее. А то даже дома своего нет, только служебные квартиры.

Тогда вот как сложилось. Три года мы прожили в провинции. Богатый филантроп, горнозаводчик-миллионер, строил огромную больницу. Отца пригласил главным врачом наладить медицинскую часть. На большое жалованье. Нам всем там нашлось много дела, было куда руки приложить. Через три года контракт истек. Хозяин подарил отцу дом с садом, предлагая остаться насовсем. Отец подарка не принял. Хозяин обиделся, они крупно поспорили. Я не сомневался, что откажется. В самом деле: что за подарки, да еще на условиях? Если труд доктора стоит больше, чем заплачено, – плати, а не дари. А если не больше, то не загоняй благодеяниями в зависимость. Все ясно, но соблазн был. Дом красивый, звонко-деревянный, бревна золотые, два этажа, еще под крышей просторная комната, веранда оплетена розами. В зале рояль. Тоже подарок. Звучал в этих стенах удивительно. До конца признаюсь: если бы заметил, что она колеблется, решился бы уговаривать отца. Но она села за рояль, заиграла и сказала: «Конечно нет». Улыбается: «Мы сами построим».

Вернулись в столицу. Что ж, решили сами строить, так надо начинать. Но и она, и отец – они были необыкновенные. «Строить, – сказали, – так не только себе» Воображалось им большая кооперация строителей собственных квартир. Принялись мы узнавать: что для этого в мире придумано? Много чего умные и предприимчивые граждане изобрели. Узнавать – самое увлекательное дело. Легкое и приятное. Самим взяться – куда труднее. Но у людей же получилось, чем мы хуже?

Стали возникать строительно-сберегательные общества, союзы для устройства постоянных квартир, кооперативные домостроительные товарищества. Мы с отцом тоже вошли в учредительный комитет и основали кооперацию. Длинное такое было название: Товарищество по борьбе с жилищной нуждой семейных работников строительного дела.

Это я без конца могу рассказывать. Целая эпоха в жизни. Как искали участок и как удачно нашли. Как проект разрабатывали. Все сами: были у нас в товариществе молодые инженеры и архитекторы. С идеями и замыслами. Претензии большие: чтоб и дешево, и удобно, и со всеми санитарными достижениями, и обязательно красиво. Чтоб со всех сторон посмотреть приятно. Пять этажей, шестой – мансарды. Большой подвал, помещение для двух магазинов на первом этаже – это все сдавать в аренду. От штукатурки отказались. Темно-красный кирпич и отделка сине-зелеными плитками. Чуть-чуть, как кисточкой тронуть. Очень нарядно и как-то тревожно. Романтично. Да все знают эти дома. Их потом прозвали «Крепость вольных каменщиков» или «Братья водонапорной башни». Не то что похоже на крепость, а как-то навевает.

Совсем особое чувство, когда свой котлован растет. Закладывали торжественно, весело. Люблю строительные праздники. И девочки были, и она. В белом, как облака весенние. С белыми цветами – с пионами. На них оглядывались. Очень заметные. Спрашивали у меня, кто не знал: «Это ваше семейство? Это ваши дочери?» Я гордо отвечал: «Мои!» – а про себя думал, что это я – ихний.

Лучше не бывает. То есть всякое, конечно, случалось. Два кирпича сорвались, пробили настил. А я как раз внизу стоял с одним товарищем. Его чудом не задело, а меня по голове. Но легко отделался, вскользь ударило. Сильнейшее сотрясение мозга, почти месяц провалялся, и ухо вон изуродовано. Сам виноват. И как не досмотрел, что настил ненадежный? Ужасно обвинял себя. Если б не это, еще бы лучше почувствовал, почему так бывает, что люди совсем не прочь поболеть. Лежу, как большой младенец, надо мной порхают, с ложечки кормят, шепотом колыбельные поют, на цыпочках хороводы водят и даже сказки читают. Хочешь, говорят, папочка, мы тебе почитаем, чтоб не скучно лежать? Конечно, говорю, хочу. Притащили скамеечку, развернули на коленках толстенный том сказок и читают тихонько, одна одну страницу, другая – другую. Черненькая головка и рыженькая.