Делай, что хочешь - [41]
Второй дом чуть подольше строили – полтора года. Достался нам первый этаж. Окна прямо в цветущий жасмин.
Не только у нас все цвело. Сейчас обдумываю и вижу, что не ошибался. Был подъем, был расцвет. Когда провозгласили это начинание – Движение на Северо-Запад, оно многих захватило. Освоение богатого, почти не тронутого края. Новый город. Живой символ достигнутой свободы. Детище государственных замыслов и гражданской инициативы. Город-сад. Сердце лесов. Город братства. Помню эти пропагандистские формулы. В них было много правды. Тогда…
Глава 9.
Шуберт. Der Leiermann
Бархатная коробочка опять возникла на сцене, уже не вызывая досады. Ей нашлось великолепное применение. Призванный на совещание Карло покачал подвеску на ладони, прищелкнул языком, изобразив восхищение и дал нужный совет. Именно такой, как я ожидал. Расспросив еще кое о чем, я поручил доставить Андресу ящик коньяка. «Задушевному другу». Впрочем, у сконфуженного Карло коньяка на целый ящик не нашлось. Он предложил здешнее достижение – бренди местного разлива. Распробовав, я согласился. Даже очень неплохо.
Предвкушая интересный и забавный психологический поединок, я ждал долго и даже не без волнения. Не дождавшись, решил, что будет еще выразительнее, если парламентер меня не застанет. Ноги сами нашли почту. Энергично потребовал начальника, и меня проводили к Дону Дылде. По ступенькам в полуподвал. Кабинет – каморка с небелеными кирпичными сводами. Не по росту хозяину, которого я оторвал от какого-то дела. Но он приветливо встал мне навстречу, попросил поскучать минутку, пока он освободится – сейчас поговорим и все обсудим.
Ждал меня, что ли? Заполнив и сколов какие-то бланки, он вышел, вернулся – и начался нелепый разговор, в котором собеседники плохо слышали один другого. Я кивал, выражал полнейшее одобрение, соглашался – неизвестно с чем. Впрочем, речь шла о моей конторе, о вступлении в ополчение, о десятке стрелков, о стрельбище, еще о чем-то. Наконец, я перешел к своему замыслу, не уточняя, что он-то и был целью визита. Объяснил, что хочу полной тайны и анонимности. Рассчитываю на его помощь. Он слушал со своей странной робкой полуулыбкой, приговаривал «да-да, понимаю», но явно не понимал. Да-да, все сделаю… Прямо сейчас, потребовал я.
– Как скажете. Но зачем по секрету?
Молчание в ответ. Он тоже помолчал, обдумывая, и, похоже, понял мои намерения как-то патетически.
– У нас многие благотворительствуют. Но все и всегда открыто. Кое-кто даже напоказ. А вы, значит, вот как. Да-да, понимаю.
Забавляясь, провозгласил: вовсе не благотворительствую и слов таких не знаю, а просто считаю своим долгом. Понял ли он, что это насмешка, или нет, но как-то рыскнул удивленным взглядом и спросил, какую сумму перевода и на какие цели я назначаю. Эта подробность была у меня обдумана. Пожалуй, на что-нибудь из общественно-полезного досуга, но хотелось бы с ним посоветоваться. Когда я назвал сумму, он дернул головой и надолго задумался. Меня уже досада взяла. Он начал осторожно:
– Взнос щедрый. Сразу за год вперед, да? Я бы вот что предложил, если вы не обидитесь. Получилось бы так: я немножко добавлю, и как раз хватит на пианино для школы. Через неделю-другую и привезут. Инструмент в школе есть, но старенький, дребезжащий.
Первым движением моим был обиженный и обидный отказ, но я сразу его прикусил и положил на стол конверт. Отличная мысль. Так и сделаем. Спасибо за помощь. Я рад, что в таком деле мы по-товарищески вместе. Он даже смутился. Обрадовано сказал, что сейчас принесет деньги, это полминуты, у него квартира здесь же при почте. И сразу все оформим.
Мне уже надоело. Не терпелось в локанду – узнать, кто приходил в мое отсутствие. Прощались сердечно. По-моему, чересчур. Он звал заходить, а я только на веранде гостиницы сообразил, что сам не ответил приглашением.
Солнце блеснуло в мелких фасеточных стеклах двери. Карло посмотрел диковато и сказал, что ящик отнесли. Приходил ли кто-нибудь, спрашивать было не нужно. Никто не приходил. И Андрес теперь не придет. Выиграв пари, он проиграл первенство в отношениях и даже попал от меня в зависимость. Забавно.
Поднявшись к себе и рассмотрев бланк перевода, понял, что широтой души щегольнул мой напарник. Добавив к сумме почти четверть, он не только не назвал себя, но и не написал, что пожертвование исходит от двоих. Отправителем значился Аноним.
К вечеру пустого дня Аноним оказался возле школы. Дверь стояла открытой. Почему-то потянуло войти. Взглянуть на старое пианино, что ли? А ведь именно так. Надо же. Когда я шагнул на порог, раздались тихие соль-минорные аккорды. Заиграли что-то странное. Сквозь приблизительные фантазии я с трудом узнал Шуберта. Свернув из короткого широкого коридора, я задел пустое ведро и чуть не споткнулся о брошенные поперек дороги щетки и тряпки. Ведро звонко застучало и покатилось. Три девочки вздрогнули, взвизгнули и уставились на меня, приоткрыв румяные губы. За громоздким, действительно, дребезжащим пианино сидела Анита с подружкой-близняшкой, а третья, такая же темноглазая, но постарше, повыше и пышного сложения, стояла над ними и любовалась на себя в зеркальце. Мгновенно спрятав его в карман фартука, она заулыбалась первая.
Каким образом у детей позднесоветских поколений появлялось понимание, в каком мире они живут? Реальный мир и пропагандистское «инобытие» – как они соотносились в сознании ребенка? Как родители внушали детям, что говорить и думать опасно, что «от нас ничего не зависит»? Эти установки полностью противоречили объявленным целям коммунистического воспитания, но именно директивы конформизма и страха внушались и воспринимались с подавляющей эффективностью. Результаты мы видим и сегодня.
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Что вы сделаете, если здоровенный хулиган даст вам пинка или плюнет в лицо? Броситесь в драку, рискуя быть покалеченным, стерпите обиду или выкинете что-то куда более неожиданное? Главному герою, одаренному подростку из интеллигентной семьи, пришлось ответить на эти вопросы самостоятельно. Уходя от традиционных моральных принципов, он не представляет, какой отпечаток это наложит на его взросление и отношения с женщинами.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.