Дела земные - [13]

Чоро глядел на самку, не отрываясь от бинокля.

Касым держал палец на курке, навел мушку на животное — надо было не упустить случая, не прозевать момент. Самка, не ощущая рока, щипала траву, такую, наверное, сочную, такую пряную. Решив поделиться радостью со своим стадом, желая кликнуть их, она вскинула голову с короткими, словно месяц, рогами — и мир опрокинулся для нее, раскололся и померк. Грохота она уже не слышала. Ее упругое тело ударилось об острые камни и в них застряло.

Касым торжествующе поднял руки. Оба азартно вскочили и побежали к краю обрыва. Прошло лишь несколько мгновений, и они увидели, что к самке подбежал маленький козленок и, припав на передние ноги, стал блаженно сосать вымя матери, радуясь тому, что она не отгоняет его.

Касым тяжелым взглядом глядел на содеянное, что-то тягостное, как каменные жернова, ворочалось в сознании, и он, не решаясь взглянуть на Чоро, молча побрел назад, волоча за собой ружье, которое глухо постукивало прикладом о камни.

Створ будущего водохранилища был расчищен.

Сквозь скалы по прорубленному обводному тоннелю с диким грохотом вырывался упругий и мощный речной поток, изменивший свое привычное русло.

Медер вез Чоро по узкой дороге над крутым обрывом. Дорога извилистым серпантином спускалась к пересохшему руслу реки.

— Вот здесь решено возводить двухсотметровую плотину. — Медер показал на скалы: — Вон, видишь, тот высокий горный склон. Идея такова: обложить его снизу динамитом и мощным взрывом перебросить сюда, в расщелину. Так-то! Это тебе не в песочке играть. — И он щелкнул Чоро по носу.

— Я-то как раз и ни при чем. Я против этого геройского эксперимента.[10]

— Почему? — недоуменно спросил Чоро.

— Будет время — расскажу, — ответил Медер.

Они поставили «газик» у обочины дороги, вплотную к скале, и пошли вверх, карабкаясь по каменистым уступам. Через некоторое время они подошли к месту, где гранитная стена была в изломе и вдоль скалы проходила продольная трещина, на которую для опыта были наложены, припаяны листы толстого стекла.

Стоила оказались разорванными и расколотыми по трещине. Медер ознакомился с наклеенными на них листочками с записями числа, когда произошел взрыв.

За ними поднимались двое, Касым и Ивашов. Последний часто останавливался, чтобы отдышаться.

— Старость не радость, — сказал Ивашов, подходя к Медеру и держась за сердце. — Фу-у, мотор перегрелся. — Подал Медену руку, потом Чоро, спросил:

— Это кто — помощник?

— Братишка, — ответил Медер.

— Жених, — похлопал его по плечу Ивашов, что не понравилось Чоро. — Мы увидели твою машину и пошли сюда, — сказал Ивашов и поинтересовался: — Ну, как результаты?

— Все стекла лопнули в одно время, что могло случиться только при сдвиге блока. Здесь самый нижний уровень трещины, отсюда она идет вверх. И здесь наблюдается самая высокая концентрация напряжения, которая в пять раз больше, чем по всему склону.

— Эти пробные стекла могли лопнуть на любом другом месте, даже на монолитном склоне, от обычных земных колебаний, — сказал Касым.

— Нет. Тут хорошо виден характер разрыва стекла: по трещине и вдоль трещин.

— С какой скоростью, по-твоему, движется верхний склон? — спросил Касым.

— Один-два сантиметра в год. Ты это уже спрашивал.

— Я думаю, это не так много.

— Да, но может оказаться вполне достаточным, чтобы вывести из строя плотину. Это движение в спокойные годы, а если учесть возможные землетрясения, давление воды будущего водохранилища на изучаемый массив, то оно окажется намного ускоренным. Тут кроется потенциальная опасность.

— Опасность? Через сто, двести лет? — спросил Касым, досадуя на Медера, что тот опять «заводит ту же пластинку».

Медер не счел нужным отвечать на этот вопрос и это, видимо, задело Касыма.

— Ну чего это мы занимаемся предсказаниями и прогнозами? Все это праздные разговоры. Надо действовать и творить сейчас, сегодня. А завтра появятся свои мыслители, свои ученые, которые будут умнее нас. Не зря киргизы говорят: лучше сегодняшний хрящ, чем завтрашняя грудинка. Мы же ученые. Должны в чем-то фанатиками быть, должны уметь рисковать сегодня, не кивая на необозримое будущее. Иначе наши потомки могут обвинить нас в лени, если не в трусости. Утро вечера мудренее — это лозунг именно ленивых и трусливых. Если бы наука развивалась по такому принципу, мы бы не были в космосе… Страна сегодня ждет от нас дешевую электроэнергию, топливо, воду для орошения.

— Но страна не требует от нас этого любой ценой, — твердо сказал Медер.

Он посмотрел на Ивашова, желая прекратить спор, но тот своим видом дал понять, что с интересом слушает их, он сидел на выступе скалы и, отдышавшись, придя в себя, курил свою неизменную трубку. Отсюда открывалась впечатляющая панорама будущего водохранилища, Ивашов созерцал ее и слушал, не перебивая Медера и Касыма.

— Наука достигла того уровня, что можно на сотни лет вперед предвидеть возможные экологические сдвиги и предупредить их, — уже более сдержанно произнес Медер. — Мы теперь знаем, что Земля — это не строптивая лошадь, которую надо оседлать. Ведь не человек заставил ее вращаться вокруг своей оси.

— Но человек воздействует на природу, в этом его сила.