Дела земные - [12]

— Мне нужно Фрунзе, срочно, — попросил Медер.

— В течение часа, — устало произнесла женщина.

— Попросите по срочному.

— В течение часа, — повторила женщина, глядя мимо Медера.

— Ну хорошо.

Она долго набирала номер, долго ждала ответа, и наконец ей все же удалось передать заказ.

Медер развернул старую газету и стал ее просматривать.

Открылись двери, вошла старая женщина. Почтальонша поздоровалась с ней, подала квитанцию — расписаться. Та, подшучивая над своей близорукостью, с трудом вывела свое имя. Почтальонша насчитала ей сорок два рубля пенсии, поинтересовалась:

— Вы что так поздно получаете, джене?

— Да болела я, — улыбнулась старуха, — поясницу ломит, вот только поднялась и сюда.

— Больше не болейте. А я думала, у вас большие запасы, — пошутила почтальонша.

— Какие запасы, — махнула рукой старуха, — сроду их не копила. — И не попрощавшись, направилась к дверям, на полпути вспомнила что-то, остановилась. — И-и, глупая моя головушка, как решето, ничего-то в ней не держится. Ай, кыз[9], говорят, у тебя корова подохла? — спросила она почтальоншу, сочувственно качая головой.

— Да, джене, свежего клевера объелась, брюхо разорвало…

Старушка цокала языком.

— Ай-ай, вовремя не успела вспороть брюхо. Ну, не печалься, кыз, главное, чтобы головушка была цела, а корову наживешь. — Старушка подошла к стойке и протянула ей пятирублевую бумажку.

— Да вы что, джене, не надо. Уже другие собрали…

— А чем мои деньги хуже? — обиженно сказала старуха. — Наверное, мало даю…

— Да что вы, джене, вам они самим пригодятся.

— Пожалела, — укоризненно взглянула на нее старуха, — что я, нищая, что ли, не побиралась поди, заработанные они. Я тебе не взятку даю, а складчину, все легче будет…

Смущенная женщина поблагодарила старуху, взяла деньги.

Хрипло, короткими сигналами затрещал телефон.

Почтальонша пропустила Медера за стойку, подала трубку — кабины здесь не было.

Медер попросил позвать Сагынай, его не слышали, он повторил. Через шумовые помехи еле-еле доносился голос Сагынай.

— Алло, ты почему не приехала? — кричал в трубку Медер.

— Я еду в Москву.

— Зачем?

— Я взяла отпуск.

— Прекрасно. Почему ты не здесь?

— … обстоятельства, — из многих слов только и расслышал Медер.

— Какие обстоятельства?

— После объясню.

— Почему после?

— Ну… я не одна…

— Да объясни ты, в чем дело?

— Погоди, я сейчас…

В трубке раздались щелчки и треск, потом какой-то грохот.

— Алло! — произнесла Сагынай. — Я перешла в ванную.

— Да, только этого водопада и не хватало. Я слушаю.

— Я еду к подруге, помнишь, я говорила тебе о ней, она живет в Подмосковье с мужем… Он писатель, эстонец…

— Ничего не понимаю. Да нет, то, что он эстонец, я понимаю, писатель — тоже, я другого не понимаю.

— … у них есть изба в Подмосковье, он сам построил…

— Молодец. Дальше.

— Я там найду себе работу, поживу год…

— Что тебе взбрело?! Ты что?

Почтальонша сочувственно покачала головой.

— Наверное, да, — услышал Медер, — и знаешь, где? На священной горе Бозбелтек. Помнишь, что говорила эта девчонка с косичками?

— Она многое говорила.

— Она говорила о ребенке, который становится причиной брака.

— Ну и что?

— Это теперь касается и нас…

— Нас?! — опешил Медер. Несколько секунд было тихо, оба молчали. — У нас будет ребенок?!

— Да.

Эта новость была внезапной и неожиданной. Медер стоял растерянный — то был молчаливый крик души, он крепко держал телефонную трубку, поднимал и опускал ее и чуть не разорвал шнур.

— Ура-а! — шепотом прокричал в трубку Медер и шутливо спросил: — И ты решила сообщить столице эту новость?

— Не смейся, Медер, тут не до шуток.

— А я не смеюсь, я радуюсь. Бросай все и езжай ко мне.

— Скоро это нельзя будет скрывать.

— А что нам скрывать? Кто нам запретил иметь ребенка?

— Но мы с тобой еще не муж и жена…

— Слава богу, что все так случилось, скорее женимся, не до пенсии же раздумывать.

— Но ты же сказал, что это безнравственно.

— О чем ты говоришь, Сагынай?! Это же совсем другое. Ведь я без тебя… а теперь тем более. Я жду тебя, сегодня же выезжай, успеешь на взрыв.

— Я не хочу быть обузой…

— Выезжай сегодня же, слышишь…

— Но я уже взяла билет.

— Сдай или порви. К черту все, я жду тебя, слышишь, я жду…

Разговор прервали или на станции, или то была помеха на линии, или положили трубку — было трудно определить, слышались короткие гудки.

Почтальонша взяла из рук Медера трубку и положила на рычаг.

Касым и Чоро находились в глухой засаде, со всех сторон их обступали щербатые камни и сухие ветви арчевника. Они лежали, затаив дыхание. Впереди, на голых скалах, паслись дикие горные козлы. Иногда их трудно было различить на фоне серых скал, приходилось напрягать зрение. Двое выжидали. Вот наконец от немногочисленного стада отделилась одна стройная самка с коротким рогом — это отчетливо видел в бинокль Касым, — она направлялась вниз, к кустам облепихи, в сторону лежавших и засаде людей. Касым отдал бинокль Чоро и, пододвинув ближе ружье, стал ждать. Самка шла не торопясь, не чувствуя возможной беды, и расстояние между ней и охотниками сокращалось. Теперь можно было разглядеть ее и невооруженным взглядом. Для Касыма это был тот счастливый миг, от которого сладостно щемит в сердце у заядлого охотника.