Дела семейные - [41]

С того времени, как, поссорившись с матерью, Леня сгоряча рассказал Вике о своей ссоре, он дома больше не бывал, хотя Вика, после того как прошла обида на Нину Леонидовну, настаивала на том, чтобы Леня съездил помириться, и только после этого соглашалась отпраздновать свадьбу. Однако в загс сходили они по настоянию Лени на следующий же день, и Леня тут же прописался на постоянное жительство в комнате у Курбановских.

Шли дни, и ему теперь казалось, что с таким ощущением спокойного счастья он живет уже много лет. Все, что было раньше, в том числе и ссора с матерью, отодвинулось в далекое прошлое. Как хорошо вместе вставать и идти на работу, еще приятнее торопиться домой, зная, что его еще на пороге встретят внимательные и зеленоватые — цвета весны и жизни, как он сказал ей, — глаза. Он и раньше любил быть с Викой, но сейчас — как хорошо проводить вечер вместе, зная, что никуда не нужно уходить! Вместе выйти перед сном прогуляться, ни перед кем не таясь, пройти на танцплощадку и потанцевать с ней, а потом глядеть, как она танцует. Подходят товарищи: «А, Ленечка, ну каково живется на женатом положении?» — «Всем советую...» — «А свадьба когда? Свадьбу замотали?» — «В загсе расписались, а со свадьбой повременим». — «Ну что ж, все законно. А свадьбу не замотаете?» — «Нет, ни за что не замотаем!»

Они откладывали свадьбу, потому что Вика все время напоминала о том, что ему нужно съездить домой. А ему так хорошо жилось, что побудительной причины ехать мириться с матерью у него не было, и если он вспоминал о ней, то только с обидой. А отец? Что ж отец, отцу нужно написать письмо. Но Леонид не любил писать письма, да еще с объяснениями, и написание письма такого содержания представлялось ему настолько трудным, что он все отодвигал и эту задачу. Наконец и отец мог бы тоже побеспокоиться о сбежавшем сыне и написать ему письмо!

А жизнь шла. Леня уже уговаривал жену — да, жену! — взять отпуск за свой счет, чтобы как следует подготовиться к родам, но Виктория не соглашалась, — она задумала большое дело. Приняв бригаду, она стала изучать причины простоя станков, — ей хотелось перенести опыт рационального использования своего станка на станки подруг.

И сегодня, разогревая обед, а потом обедая вместе с Леней, она рассказывала ему о своих замыслах. Она вся раскраснелась, глаза блестели, — Леня не столько слушал ее, сколько любовался ею.

После обеда она пожаловалась на боль в пояснице.

— А ты погоди, мама придет и помоет посуду, — сказал Леня.

— Куда же она делась? Пойти спросить!..

От соседей Вика вернулась встревоженная.

— Коля Кузьмичев ее встретил, она шла на вокзал.

— На вокзал?

Леля и Евдокия Яковлевна появились в комнате Курбановских в тот момент, когда Вика и Леня собирались уже отправиться в милицию, чтобы начать розыски своей старушки.

Виктория кинулась к матери.

— Ну что это ты?! Ну куда ты пропала? Ну где ты ходила?! — голос был сердитый, но в том, как она вертела мать, словно маленького ребенка, и вглядывалась в ее лицо, и раскутывала ее, было столько любви и заботы, что Леля, стоявшая в дверях, залюбовалась ею. Леня топтался вокруг, тоже не сводя со старушки радостного взгляда. Леля была скрыта от них истертой бархатной занавеской и могла бы сейчас уйти незамеченной, — свое главное поручение она уже выполнила. Но ей так приятно было видеть брата, по которому она соскучилась, ее так поразила обстановка этой комнаты, где все было потертое, старенькое и старомодное, и так странно было видеть Леню в этой неподходящей для него обстановке, что она никак не могла двинуться с места. К тому же услужливая память подсказала ей, что у нее ведь есть еще поручение от отца и матери.

— Вы были у нас дома, Евдокия Яковлевна? — спрашивал Леня. — И Леля вас привезла? Так где же она?

— Я здесь, — ответила Леля, выходя вперед, и Вика, снимавшая с ног матери грязные, промокшие ботинки, подняла на нее свой спокойный серьезный взгляд, и они обе, сразу, протянули друг другу руки. Они еще ни слова не сказали друг другу, но в этом рукопожатии было дружелюбие, которое не могли бы выразить никакие слова. — Леня, выйди со мной на минутку, — попросила Леля.

Они вышли в холодные сени.

— Ленечка, — она обняла брата и прижала к себе его голову. — Как же не стыдно тебе! Как это ты мог уйти и больше не вернуться! Ведь всего бы этого не случилось. И Евдокия Яковлевна к нам не собралась бы и не было бы всех этих неприятностей.

— Неприятностей? А какие неприятности?

— Разве можно сразу все пересказать? У меня просто голова мутится. Наша мама вела себя отвратительно, она позвонила в сумасшедший дом, чтобы забрали Евдокию Яковлевну...

— Как же вы допустили?! — крикнул Леня.

— Да ведь меня дома не было, я пришла, когда внизу санитарная машина стояла.

— И ты еще спрашиваешь, почему я не бывал дома?! — сказал Леня. — Видишь, какая она. А что же папа?

— Наш папа всегда был герой, и в сражении на домашнем фронте тоже оказался героем, — растроганно и насмешливо сказала Леля. — Он и за Евдокию Яковлевну заступился, и маму сдержал, и с санитарами сговорился. Но, понимаешь, разволновался, и у него был сердечный припадок. Я уехала с Евдокией Яковлевной, когда мама уже вызывала врача.