Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1 - [89]

15-го сентября, я заключил с Дерикером нотариальное условие о передаче мне издательских и редакторских прав на «Беседы», и заплатил ему условленную тысячу рублей. В тот же день я обедал у моего приятеля, Порфирия Ассигкритовича Климова, служившего при статс-секретаре Буткове. Начальника Главного управления по делам печати, сенатора М. Н. Похвиснева, в то время в Петербурге не было, он находился в отпуску заграницей. Должность его исправлял сенатор Турунов. Находясь с ним в хороших отношениях, Климов вызвался поехать к нему со мною вместе и познакомить нас. Кроме того, водя хлеб-соль с известным книгопродавцем Иваном Ильичём Глазуновым, он обещал мне устроить печатание журналов в его типографии, на выгодных для меня условиях и, если будет нужно, открыть мне кредит.

Выбрав свободное утро, Климов поехал со мной к Турунову. Он встретил Порфирия Ассигкритовича с распростертыми объятиями, без церемонии, по-домашнему. Усадив в кабинете на диване, Турунов спросил его: «какие ветры занесли вас ко мне?»

Я ожидал в приемной и слышал громкие раскаты его голоса. Когда меня пригласили в кабинет, Климов церемонно раскланялся и повел такую речь:

— Позвольте, ваше превосходительство, представить вам неофита прессы, только что слепленного из глины редактора Дерикеровских «Бесед»; он еще не обожжен, поэтому если милость ваша будет, поберегите, не сломайте его.

— О! хо, хо, хо! — засмеялся Турунов, — за кого вы нас принимаете? Разве мы ломаем, — мы бережем и лелеем детей мысли, не хуже всякой мамки.

— Знаю, знаю я вашу заботливость, — засмеялся в свою очередь Климов, — ваши мамки так затягивают свивальники, что бедным детям мысли куда как плохо приходится.

— Ну что вы! что вы! — отшучивался Турунов и, обратясь ко мне, спросил: — а ваши бумаги готовы?

— Готовы, ваше превосходительство.

— Ну и прекрасно! дайте их сюда, я их помечу, а вы отвезите и отдайте их в Главном управлении правителю дел Капнисту, пусть он исполнит их.

Я стал просить его принять участие в скорейшем разрешении моего ходатайства, так как сентябрь был во второй половине, а мне нужно было выдать восемь книжек.

— О, не беспокойтесь! Главное управление не задержит, всё вам сделает и скоро, и хорошо.

— А как это понять: скоро? — вмешался Климов: — у вас если говорят: «скоро» — то это значит: год, а «экстренно»— полгода.

— Не нападайте на нас, Порфирий Ассигкритович, — возразил Турунов, — Главное управление действует теперь энергично.

— Энергично! это сколько же потребует времени? — продолжал Климов: — по всей вероятности, никак не менее трех месяцев…

Турунов защищал Главное управление, устраняя свою личность, как будто он был совершенно непричастен к делам печати. Это, казалось мне, звучало как-то фальшиво, особенно в устах человека, управлявшего ведомством. Значит на него надеяться нечего, и с этими мыслями я направился к Капнисту.

Долго заставил дожидать себя в приемной Главного управления могущественный правитель канцелярии. Наконец, он соизволил выйти. Это был сам Юпитер громовержец. Его походка, взгляды, интонация голоса — всё напоминало «человека белой кости», ничего общего с нами простыми смертными не имеющего. Он небрежно окинул меня взглядом и еще небрежнее спросил:

— А, это вы желали меня видеть? что вам угодно?

Я подал ему мое прошение, сказал, что представлялся генералу Турунову, что он прочитал мои бумаги и просил передать их ему для исполнения.

— Для исполнения! — повторил с саркастической улыбкой Капнист: — очень хорошо!.. будет исполнено… и, повернувшись на каблуках, направился к своему седалищу.

Я за ним — когда могу узнать о разрешении?

— Вам сообщат по месту жительства, чрез полицию, — буркнул он как-то через плечо на ходу и скрылся.

Такой прием не предвещал ничего доброго, но я тогда верил в силу слова начальства и, улыбнувшись ему вслед, вышел.

Дальнейшие мои хлопоты заключались в устройстве хозяйственной части журналов и сформировании редакции.

20-го сентября, я виделся с И. И. Глазуновым, типографию которого рекомендовал мне Климов. Почтенный коммерсант принял меня чрезвычайно вежливо, но не сердечно. Было видимо, что он брал мое дело неохотно; но, в виду рекомендации Климова, отказаться не хотел. Расспросив: какое число экземпляров я предполагаю печатать, сколько книжек думаю выпустить в этом году, какой сорт бумаги нужно употребить для них, он высчитал, что всё дело в 1867 году потребует до 5000 рублей. Потом, видя мое изумление, прибавил, что, во внимание просьбы Порфирия Ассигкритовича, мне будет сделан в типографии небольшой кредит до новой подписки. Я поблагодарил его, но сделанная им смета меня сильно обеспокоила; ведь, кроме печатания, нужно было еще много денег на редакцию и сотрудников. Я решился переговорить с другими типографщиками.

Образование редакции, вполне отвечающей целям издания, духу времени, потребностям цензуры и вкусами читателей, составляло одну из серьезных задач. На первое время я пригласил в число ближайших сотрудников моих приятелей двух братьев А. А. и С. А. Ольхиных, бывшего профессора Н. Ф. Павлова, недавно вернувшегося из какой-то дальней окраины, куда он был административно выслан за несколько фраз, сказанных им на одной публичной лекции и, Бог весть почему, найденных вредными, Е. П. Карновича, П. А. Зарубина и г. Кушакевича. Взгляд этих лиц на народное образование был мне, более или менее, известен и совпадал с моим. Так как я жил тогда в маленькой квартирке, нанимаемой у чиновника Сердюкова, в Боровой улице, то мы собирались по воскресеньям у Ольхиных, которые занимали довольно большую квартиру недалеко от меня, у пяти углов, и там обсуждали программу и направление будущего журнала, отлагая, впрочем, окончательное решение всех вопросов до получения разрешения на издание «Беседы».