Дела и люди века: Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. Том 1 - [105]

— О моем нравственном преуспеянии я позабочусь сам, — отвечал Домонтович, — и это не его дело. Он лучше бы сделал, если бы вместо забот о моей душе, позаботился о моем теле. На мне вот истлела рубашка и я больше году в бане не был. На это он не обращает внимания.

— Он прав, — сказал тогда А. Н. Муравьев и, вынув из бумажника пять рублей, упросил смотрителя не только простить арестанта, но купить ему две рубахи с подштанниками и выпарить его в бане.

Генерал, граф Тотлебен

В 1880 году, на одном из вечеров у одесского генерал-губернатора, графа Э. Т. Тотлебена, управляющий гражданскою частью края, статс-секретарь С. Ф. Панютин, отозвался с похвалой о музыкантском хоре с.-петербургской пожарной команды и высказал мысль, что было бы очень недурно, если бы и Одесса завела у себя такой же хор.

— Ну, — отозвался на это граф Эдуард Трофимович, — петербургские пожарные прошли огнь и воду и дошли до медных труб, а наши проходят только первую стихию, следовательно, до труб им еще далеко.

Статс-секретарь Панютин

19 февраля 1880 года исполнилось 25-тилетие со дня восшествия на прародительский престол государя императора Александра Николаевича. Я написал тогда по этому поводу следующую патриотическую песнь:

19 февраля 1880 года.

Могучий властелин, наш Кесарь именитый,

Отец отечества, Верховный вождь дружин,

Освободитель-Царь, Царь мудрый, родовитый,

Боярин первый наш и первый гражданин

Всей Руси и Литвы, и Грузии, и Крыма,

Финляндии, Сибири, Польши и иных,

Приветствуем тебя во всех делах Твоих,

Старейшина Ты наш, глава Богохранимый!..

Твой ныне юбилей — и все Твои народы,

Надежды на Тебе совокупив одном,

В Твоих деяньях зря свет правды и свободы,

Тебя приветствуют с великим этим днем!..

Родился Ты в Москве, в благословенный век,

Воспет поэтами, поэтом и воспитан,

Героем-рыцарем Родителем испытан,

И на престол воссел как царь и человек.

Деяния Твои, о Царь, могу ль воспеть я…

Велик Ты в них, велик, как Твой велик народ!

Пройдут года, века, пройдут тысячелетья, —

Они останутся, прейдут из рода в род!..

Когда, и где, и кто подумать только мог,

Что слово лишь одно освободит мильоны

Несчастных тех существ, кого сковал сам Рок,

Чья жизнь была позор, проклятия и стоны?…

Когда, и где, и кто смел думать, чтоб рабы,

С которых только что оковы были сняты,

Могли быть призваны решить свои судьбы,

Воссесть в судебные и земские палаты?

Когда, и где, и кто смел мысль питать о том,

Чтоб равноправие в сословьях водворилось,

Чтоб тягость воинскую несли все с мужиком,

Чтоб милость на суде и правда воцарилась?..

Но Ты так восхотел, изрек Ты только: «бысть»!

И всё создалося… окрепло… вознеслося…

Какое тут перо, какую нужно кисть

Чтоб описать всё то, что на Руси сбылося

За четверть века лишь, по слову одному,

Без потрясения, без шума и тревоги!..

Пошли ж, о Господи, за то Ты лета многи,

И радость, и покой, и здравие Тому,

Кого ты Сам избрал для счастья России,

Кого за кротость Ты всех боле возлюбил,

И в исполнении Его земной миссии,

Сам умудрял, и вел, и от беды хранил!..

Да царствует еще Он долго над своим

Великим, преданным, испытанным народом

И сыплет на него, Тобой руководим,

Благодеяния свободы год за годом!..

Песнь эту я предполагал отпечатать в небольшом числе экземпляров на почтовой бумаге и преподнести в день юбилея своему начальству и некоторым друзьям и знакомым. Переписав ее набело, я представил ее в одесский цензурный комитет; но, к величайшему моему удивлению, разрешения на напечатание не последовало. Бегу — справляюсь, говорят, что песнь представлена управляющему гражданскою частью края и им задержана. Иду к статс-секретарю Панютину, спрашиваю: почему песнь остановлена? он отвечает, что боится пропустить, чтобы нигилисты не воспользовались её появлением и не стали под видом этой песни рассылать своих ругательных листков. Таким образом моя патриотическая песнь ко дню юбилея в свет и не вышла. Но в это время печатался в С.-Петербурге «Сборник моих стихотворений», я послал копию к издателю и песнь вошла в «Сборник». Получив несколько экземпляров «Сборника» в Одессе, я представил один из них Степану Федоровичу и указал на отпечатанную песню. Он только развел руками и сказал:

— Петербург — дело великое, там всё можно сделать, но мы находимся совершенно в других условиях: чтобы не сделать ошибки, мы во многом должны себя сдерживать. Впрочем, теперь, если вы хотите, я могу разрешить вам отпечатать отдельные экземпляры вашей песни.

Но это уже было, по пословице, — после ужина горчица.

Генерал Шлосман

Гатчинский второй комендант, генерал-майор Шлосман, гуляя в Гатчинском парке с графом Адлербергом и чиновником Ивановским, объяснял им историю дворца. Граф Адлерберг зевал и, смотря на звездное небо, спросил его: «а не знаете ли вы, Александр Карлович, как это астрономы определили, где какие звезды находятся»?

— Это неудивительно, граф, — отвечал генерал Шлосман, — что астрономы знают, где звезды на небе находятся, а удивительно то, что они узнали, как их зовут.

Генерал Алопеус

Генерал Алопеус командовал в пятидесятых годах одною из бригад 1-й пехотной дивизии. В лагере под Динабургом, он часто производил ученья полкам бригады, а тотчас, по окончании ученья, возвращался в свою палатку и садился завтракать.