Дела давно минувших дней - [10]

— Я?.. Я не знаю… Это все так странно… Вы меня извините, товарищ Угрюмов, но я… не знаю, что и сказать… Вы меня поразили!

Я не понимаю, чему поражался Иван Петрович. Уж не тому ли, что его приняли за шпиона? Само собой разумеется, гораздо приятней, когда человека принимают за ученого, инженера, художника или хотя бы за культработника. В нашей жизни очень часто встречаются люди, которые это поощряют и даже сами стараются выдать себя не за то, что они есть на самом деле. Продавщицы магазинов любят выдавать себя за артисток, управхозы говорят, что они архитекторы, машинистки называют себя научными сотрудниками. Но больше всего людей, которые любят, когда их принимают за начальников… Впрочем, об этом мы уже говорили во второй главе, когда Иван Петрович воскликнул: «Ну, какой же я дурак!»

Сейчас он чувствовал себя еще глупей. Судьба сыграла с ним злую шутку и с ехидной улыбочкой ждала, как он будет выпутываться из этого положения.

— А что же теперь делать, товарищ Угрюмов? — спросил после минутного молчания Иван Петрович, с надеждой глядя на подполковника.

— Мы думали об этом, и есть одно подходящее предложение, но я не знаю, устроит ли оно вас? — ответил подполковник, закуривая папиросу. — Все будет зависеть от вашего желания.

— А что я?.. Я человек неопытный в таких делах… Должен сознаться, что первый раз в жизни встретился со шпионом… Но, конечно, если бы я знал, кто он такой… я бы, наверно, принял меры…

— А что бы вы сделали? — заинтересовался вдруг Сергей Васильевич, до сих пор молчавший. — Оглушили бы каким-нибудь тяжелым предметом по голове, связали бы полотенцем…

— Что вы, что вы! Не-ет… я на это неспособен. Вот жена у меня, действительно, боевая женщина.

— Какие же меры вы могли принять? — спросил капитан.

— Я бы… Сейчас трудно сказать… Ну, предположим, я под каким-нибудь предлогом сбегал бы за милиционером…

— Понятно! — протянул капитан. — Вы пошли бы за милиционером, а он бы подождал, когда вы вернетесь!

Иван Петрович взглянул на Сергея Васильевича и убедился, что тот настроен к нему как-то скептически.

— Не стоит об этом говорить! — вмешался подполковник. — Дело не в том, как бы вы поступили раньше… Нужно подумать, что делать дальше. На днях к вам придет женщина и предъявит пиковую даму… Как быть?

Вопрос Угрюмова поставил Ивана Петровича в затруднительное положение. Что он мог сказать? Сказать это в данный момент, значит, решать, а решать, это значит брать на себя ответственность…

Странный был этот человек, товарищ Угрюмов. Он вопросительно смотрел на Прохорова и ждал от него какого-то ответа. Неужели он не понимал, что Иван Петрович обыкновенный рядовой служащий и не привык, да, вероятно, и не умеет принимать какие бы то ни было ответственные решения. Всю жизнь за него решали другие. Дома — жена, а на службе начальники. Он мог согласиться, мог проголосовать, мог исполнить, а решать он не мог.

— «Чернобурая лиса возвращается домой след в след» — это их старый пароль, — пояснил Угрюмов. — Теперь он, конечно, не нужен, но может случайно пригодиться. Давайте попробуем, Иван Петрович?

— Что попробуем?

— Оставайтесь тем, за кого они вас приняли и посмотрим, что это за люди и что они намерены делать?

— То есть, вы хотите, чтобы я… Да что вы, товарищ Угрюмов! Да разве я могу… Нет, нет! Боже меня упаси!

— Ну, а как же тогда быть? — спросил с улыбкой Угрюмов. — Придет к вам «Пиковая дама»… Что вы ей скажете? Знать ничего не знаю и знать не желаю! Передайте вашему «Королю треф», что он попал не по тому адресу… Так?

— Приблизительно так… — неуверенно согласился Иван Петрович.

— И вы думаете, что они перед вами расшаркаются и скажут: «Извините, пожалуйста, мы обознались». Так?

— Не знаю… Никаких извинений мне не нужно.

— Я шучу, Иван Петрович, — сознался Угрюмов, — но это горькая шутка. Случайно они сделали грубую ошибку. Если они узнают об этой ошибке, то разумеется постараются ее исправить. Они уверены, что каждый честный советский человек, столкнувшись с врагом, поступит именно так, как вы и поступили. А значит, провал!.. Неужели вы думаете, что они оставят вас в покое…

Только сейчас Иван Петрович понял всю сложность своего положения и осознал смертельную опасность, которая ему грозила. Не в силах сделать ни одного движения, он с ужасом смотрел на подполковника.

— «Король треф» не один, — продолжал Угрюмов. — Если бы мы, предположим, арестовали «Даму пик», хотя у нас для этого нет никаких оснований, то вряд ли это что-нибудь изменит… Я имею в виду вашу безопасность. В колоде есть валеты, десятки, есть и тузы… Я понимаю ваше состояние и сочувствую вам всей душой. Вы скромный труженик, очень далекий от всякой романтики. Я говорю о романтике в кавычках. У вас, надо думать, неверное представление о работе советской контрразведки. Пинкертоновское представление… Никакой романтики в нашей работе нет. Есть трудности, есть опасности, но в основном — это самый обыкновенный труд.

Мне кажется, что скромность подполковника была не рисовкой, а своего рода методическим приемом. Он видел, какое впечатление произвело на Ивана Петровича его предложение и, видимо, хотел смягчить, успокоить и дать более верное представление о той роли, которую он должен был сыграть в этой «операции».