Декстер во тьме - [20]

Винс стиснул челюсть так, словно стоял перед расстрельным взводом, и покачал головой.

— Нет! — храбро заявил он. — Мы пройдем через это. — Как по сигналу, двери лифта раскрылись; Винс расправил плечи, кивнул и скомандовал: — Идем!

Мы дошли до конца коридора, и Винс остановился перед последней дверью. Глубоко вдохнул, поднял кулак и, немного поколебавшись, постучал в дверь. После долгой паузы, когда ничего не произошло, он посмотрел на меня, моргнул, по-прежнему держа руку поднятой, и сказал:

— Может быть…

Дверь открылась.

— Приветик, Вик! — щебетнуло стоявшее в двери существо, и Винс в ответ стал краснеть и заикаться.

— Я так… только… привет. — Потом он перенес вес тела с одной ноги на другую, пробормотал нечто вроде: — Э-э… ну… а-а, — и отступил на полшага.

Представление было замечательное, впечатление производило, и я был, похоже, не единственным, кому оно доставляло удовольствие. Человечек, открывший дверь, смотрел на Винса с улыбкой, что позволяло предположить: ему, возможно, нравится наблюдать за любым человеческим страданием. Он дал Винсу покорчиться несколько долгих секунд, прежде чем наконец произнес:

— Давай же, входи!

Мэнни Борке, если только это он, а не какая-то странная голограмма из «Звездных Войн», стоял во весь рост пять футов шесть дюймов от серебристых расшитых сапожек на высоком каблуке до оранжевой макушки. Волосы были стрижены коротко, если не считать черной челки, расходившейся на лбу, как ласточкин хвост, и ниспадавшей на громадные очки, усыпанные стразами. Его ярко-красная дашики до пят, очевидно надетая на голое тело, заколыхалась вокруг него, когда он отступил от двери и жестом предложил нам войти, а потом быстрыми маленькими шажками направился к громадному панорамному окну с видом на море.

— Проходите, поболтаем немного, — пригласил Мэнни, огибая пьедестал с огромным предметом, похожим на гигантский комок блевотины какого-то животного, который окунули в пластик и расписали красками для граффити в стиле «Дэй-гло».

Он провел нас к стеклянному столику у окна, вокруг которого располагались четыре штуковины, вероятно призванные играть роль стульев, но легко могли сойти и за бронзовые верблюжьи седла, приваренные к ходулям.

— Садитесь, — пригласил хозяин, широко поведя рукой, и я сел на седло-стул, стоявший ближе всех к окну; Винс, малость поколебавшись, сел со мной рядом, и Мэнни вспрыгнул на сиденье аккурат напротив него и произнес: — Итак, Вик, как дела у тебя? Кофе не желаете? — и, не дожидаясь ответа, он дернул головой влево и позвал: — Эдуардо! — У сидевшего рядом со мной Винса перехватило дыхание, и не успел он хоть как-то отреагировать, как Мэнни волчком крутанулся ко мне. — А вы, должно быть, тот самый краснеющий жених!

— Декстер Морган, — представился я в ответ. — Только краснеть у меня не очень-то выходит.

— А-а-а, ерунда! По-моему, у Вика за вас обоих получается, — заметил Мэнни.

И действительно, Винс услужливо покраснел настолько, насколько ему позволял цвет его лица. Я был не в меру раздражен участием в этом испытании, а потому решил не приходить коллеге на помощь, сделав Мэнни злокозненное замечание, а то и вовсе поправить его, указав, что Вика на самом деле зовут Винсом. Я был уверен, что Мэнни прекрасно знает настоящее имя и просто измывается над Винсом. И меня это вполне устраивало: пусть Винс корчится, он заслужил такое, обратившись через мою голову к Рите и втянув меня во все это.

Появился суетливый Эдуардо, балансируя прозрачным пластиковым подносом с винтажным, расписанным яркими красками кофейным сервизом «Фиеставаре». Это был плотный молодой человек раза в два больше Мэнни, и он, похоже, изо всех сил старался угодить маленькому троллю. Эдуардо поставил желтую чашку перед Мэнни и подошел было к Винсу, чтобы дать ему голубую, но тут Мэнни остановил его, постучав пальчиком по руке.

— Эдуардо… — зашуршал шелковистый голосок, и тот враз оледенел. — Желтая? Разве мы не помним? Мэнни пьет из голубой чашки.

Эдуардо разве что обратное сальто не сделал, сдавая назад, и едва не уронил поднос, спеша заменить оскорбительную желтую чашку на подобающую голубую.

— Благодарю, Эдуардо, — проронил Мэнни, и Эдуардо замер на миг, явно желая убедиться, на самом деле Мэнни благодарит или он еще чего натворил; Мэнни же просто похлопал его по руке со словами: — Обслужи теперь наших гостей, пожалуйста.

И Эдуардо, кивнув, двинулся вокруг стола.

Так вышло, что желтая чашка досталась мне, что меня вполне устроило, хотя и мелькнула мысль, а не значит ли это, что я тут не ко двору пришелся. Разлив кофе, Эдуардо метнулся на кухню и вернулся с небольшой тарелочкой, на которой лежало полдюжины пастелитос. Они, положим, были выпечены не в форме задницы Дженифер Лопес, хотя вполне могли бы ею быть. По виду они напоминали маленьких начиненных кремом дикобразов — темно-коричневые комочки, ощетинившиеся иглами то ли шоколадными, то ли позаимствованными у морского анемона. В центре лежали шарики чего-то оранжевого типа заварного крема, и на каждом сверху была зеленая, голубая или коричневая капля.

Эдуардо поставил тарелочку в центре стола, и все мы какое-то время просто взирали на пастелитос. Мэнни, похоже, восхищался ими, Винс явно впал в экстаз, близкий к религиозному, пока раз за разом дергал кадыком, и издал звук, похожий на удушливый вздох. Что до меня, то я слабо соображал, это предназначено угощение для еды или его используют для извращенного, кровавого ацтекского ритуала, а потому сидел себе и тарелку разглядывал в надежде на подсказку.