Декоратор - [28]

Это всё мелочи, инвесторы тут же забывают о них, все, кроме того, кто поднял вопрос. Ему, как я теперь вижу, под пятьдесят.

— И что это за название? Пока Туре мне не растолковал, я ничего не мог понять. А вы?

— Название хорошее. На такое клюют, — отвечает другой с явным раздражением.

Видно, они успели многажды разругаться из-за названия. Я в нём сомневаюсь. А как будет бар называться в 2001 году? И будет ли он тогда всё ещё существовать? Непростой вопрос. Скорее всего, заведение сменит хозяев, и другому дизайнеру поручат переделать все мои придумки «в свете актуальных тенденций». Сейчас место модное, но не остро, вижу я. Мозаика на полу в духе Миро́ была бы, как некоторые говорят, «трендом» и тридцать лет назад. Мягкие очертания барной стойки из мексиканского кедра могли бы появиться даже в тридцатые годы, но не её тяжёловесность и не обилие деталей из стали, из которой кое-где сделаны инкрустации на дереве, повторяющие узор пола. Пространство за стойкой без стыда можно поместить в американский фильм пятидесятых годов. Туре уже раздобыл кое-какие раритетные бутылки, а идея в том, чтоб выбор был гигантским — эдакий действующий музей алкоголя. С изысканным коньячным отделом. Осло стал городом, где не жмутся выложить сто сорок крон за двадцать грамм «ХО». Хотя в основном ударяют по пиву, но стратагема такая, что человек увидит что-нибудь дорогое и вдруг да и польстится на него.

Пока что крутом горы бумаги и тряпок, везде разбросан инструмент, но я вижу, что визуальное знакомство с помещением даст публике пищу для ума. Есть линии, которые небезынтересно проследить взглядом. Потолок с осветительной системой, в сущности, будущего века, своей загадочной сложностью напоминает телестудию в миниатюре. Там, где по технологии приборов не положено, потолок зеркально-чёрный, в него можно смотреться. Стремление людей любоваться собой глупо недооценивать. Потолок слоится на четыре уровня и клином упирается в обособленное, внутреннее помещение за баром, VIP-кабинет, как мы зовём его между собой. Он каплей обтекает круглый стол из оникса, а на специально сконструированном диване помещается человек десять-двенадцать. «Это как бы материнское лоно», — сказал я Туре, впервые излагая эту идею. В стенах из нержавейки вкось прорезаны круглые отверстия для полных бутылок шампанского, но они хороши и пустые. Разумеется, народ начнёт скидывать в них мусор и окурки. С другой стороны, они годятся и как подставки для газет и журналов. Это уж пусть у Туре голова болит.

— Стулья удобные? — спрашиваю я, чтобы нацелить беседу на конкретику. Хотя ответ меня не волнует: стулья райски удобные! Ими я горжусь особенно. А идею я своровал. Позаимствовал у японского конструктора Сусуми Фудзита, немного упростил, заказал всё это бригаде польских столяров и расплатился мимо кассы. Плюс шесть стульев они сделали для меня лично.

К стульям у большого жюри претензий нет. Сидится мягко.

— Я вижу, что бюджет катастрофически превышен, — говорит один, потягивая вино и глядя на меня поверх бокала.

— Ну, не катастрофически, — тяну я в ответ. А у самого потеют ладони.

— Лично я считаю двести пятьдесят тысяч очень большой суммой, — продолжает он. — Вы отдаёте себе отчёт, сколько пол-литр пива надо продать, чтобы оправдать такие деньги?

— Пиво продаётся по ноль четыре, а не пол-литрами, — вступается Туре.

— Большая часть сверхбюджетных средств пошла на систему вентиляции, — объясняю я. — Это не тот пункт, на котором позволительно экономить. Иначе нас просто закроют по закону «О курении». А сейчас в баре выполнены все его требования, и даже с некоторым запасом. Это важно и для посетителей. Я сам, например, не курю, но могу провести здесь без всякого дискомфорта несколько часов подряд. Всё это стоит денег.

— Проклятый антитабачный закон, — шипит другой.

— Таковы базовые условия игры, — поддакивает Туре. — Власти делают всё, чтоб мы не расслаблялись.

— К тому же, — продолжаю я, — как раз сейчас огромный спрос на строителей. А их не так много. Перенеси мы открытие на февраль, я мог бы сэкономить порядка семидесяти тысяч. Но это, насколько я понял, никого не устраивало.

— Сколько можно платить аренду вхолостую, — говорит Туре. — Но не забывайте, что Сигбьёрн работал здесь за идею. Он практически ничего не получил. Если бы нам пришлось оплачивать его по обычным расценкам, то смело увеличивайте счёт на десять процентов.

— Пятнадцать, — поправляю я с каменным лицом.

— Ни фига себе! И чего я не дизайнер? — простодушно вставляет тот, что заплутал в туалетах. Вряд ли он станет завсегдатаем «Y2K». Хотя другие — вполне.

— Пятнадцать процентов? — переспрашивает кто-то. — И находятся заказчики?

К счастью, мне не приходится отвечать.

— Сигбьёрн Люнде, — чеканит Туре гордо, — как вы знаете, один из самых востребованных дизайнеров столицы. Когда у вас будет время осмотреть помещение, вы всё поймёте.

— Красиво, но как-то холодно, — замечает тот адвокат, который пахнет антимолью. Или это всё же туалетная вода? — Будет ли людям уютно здесь? Вот ведь что самое важное.

— Уютно?

Я вспыхиваю от этого «уютно», для меня это слово табуированное.