Декоратор - [26]

Поразительно, но прогнозы сбылись один в один.

Оторопь берёт, когда видишь, что машины и впрямь стали такими.

Этот казус можно объяснять двояко. Первая теория попахивает паранойей и предполагает, что машину в её нынешнем виде создали в шестидесятые годы, а потом сорок лет шаг за шагом вели нас к её реальному воплощению. Вели вдумчиво и неспешно, дабы автоиндустрия успела состричь с нас всё, что причитается, до последнего гроша.

Вторая теория, более человечная, говорит о том, что существует объективно идеальный автомобиль, и по мере своего развития автомобилестроение приближается к этому эталону. Например, каплевидная форма машины обусловлена законами аэродинамики. Конечно, развитие шло не по прямой, случались серьёзные отступления от генеральной линии, все эти невообразимые шедевры «ар деко» тридцатых, безудержный постмодернизм пятидесятых, кубистский формализм семидесятых. За назойливо разрекламированным блеском этих «отступлений» трудно увидеть единство замысла, глаз слепит яркий визуальный мусор: пятидесятые — это эстетика американского баблгама, семидесятые — брутальная архитектоника. Но идеальный автомобиль знай выписывает свою предрешённую логикой кривую, которая нет да и мельком проявит себя чем-нибудь завораживающим: «Ситроен-DS», «Порше-911», «Ягуар-Е», есть и ещё пара-тройка.

Мне безумно хочется самому создать машину. Я нутром чувствую, какая она должна быть, но, боюсь, учиться премудростям профессии мне уже поздновато.

Будь «Ауди-SЗ» моим детищем, я б не стал стыдиться сего факта. Это не машина, а зверь в овечьей шкуре или, выражаясь фигурально, «порше» и «гольф» в одном флаконе: машина одновременно и спортивная, и семейная. К тому же компактная и практичная, мечта жителя мегаполиса. Убрав задние сиденья, я без труда засовываю в неё стол и прочую такую мебель. Нет, я не вижу у своей «ауди» никаких изъянов.

Хоть она и спортивная, но не настолько низкая и вытянутая, чтобы тебя всю дорогу провожали похотливые взгляды и скабрезные комментарии про «пенис на четырёх колёсах», а то и покрепче. Знаток заметит широкие колёса Avus, спойлер на крыше, мощный радиатор, обратит внимание на водительское кресло фирмы Recaro (его положение и высоту, как и подголовников, регулирует электроника) и поймёт, что эта машина создана для больших скоростей. Менее сведущим могли бы помочь сориентироваться литеры «S» на капоте и багажнике, но я их снял.

Если человеку мало просто ездить на «Ayди-S3», а непременно надо бросаться в глаза, можно выбрать экземпляр семафорно-красного цвета. Естественно, я этого не сделал. Мой автомобиль чёрный, с кожаным салоном цвета оникса.

Выбирая автомобиль, я, что греха таить, хотел потрафить и собственному тщеславию тоже. На практике я мог бы обойтись без турбодвигателя о четырёх цилиндрах на двести десять лошадиных сил, да и разгон до ста километров за шесть и восемь десятых секунды тоже не вопрос жизни для меня. Положа руку на сердце, я не самый образцовый водитель и легко зверею на дороге, так что иной раз злоупотребляю возможностями «S3». Мне трудно сдержаться, если кто-то ухарствует и ведёт себя по-свински. Самое удивительное, что, несмотря на это, главным лихачом в нашей семье остаётся Катрине. На маршруте от Осло до Гейлу у неё в досье несколько эпизодов на грани фола.

В чём действительно нет равных мне, это в ювелирной парковке. О моём глазомере ходят легенды. Да вдобавок на «ауди» установлен парковщик.

Сидя в машине, напичканной немецким хай-теком, сжимая руль в кожаной оплётке и чувствуя себя — с двумя подушками безопасности и мощными защитными алюминиевыми каркасами на переднем бампере — уверенно, как немецкий бюргер за добротным забором, я спрашиваю себя: а не идеален ли мой автомобиль? Не удалось ли человечеству к излёту второго тысячелетия достичь такой точки в развитии автомобилестроения, когда никакой гений лучше не сделает?

Но нет. Ахиллес никогда не догонит черепаху. Мы почти касаемся пальцами черепашьего хвоста, нас разделяют доли миллиметра, но она всегда маячит впереди. Это в тех неординарных случаях, когда у нас хватает воли и напора гнаться за ней; так может, автомобиль с его ласкающими взор очертаниями и сотней разнообразных функций и есть внятное выражение субъективной стороны бытия? Разве не служит «народный автомобиль», вроде приснопамятного «трабанта», концентрированным символом несвободы?

Для меня такие размышления исполнены метафизики. Затрагивая важнейшие аспекты моего бытия, вопросы эти не имеют ответа.

Я вклиниваюсь на свободное место на Тюллин-локкен, бережно закрываю дверь и пешком отправляюсь в «Y2K».

До открытия заведения остались считанные дни. Бесспорно, декабрь, когда в людях просыпается ностальгия по с детства полюбившимся традициям, не лучшее время для такого хэппенинга, но так вышло. Приглашения всему бомонду уже разосланы. А я иду в бар на встречу с Туре Мельхеймом и его партнёрами. Некоторые из которых ещё не видели, как выглядит помещение. Поэтому я слегка волнуюсь.

Несправедливо обзывать Туре Мельхейма банкротом с большой дороги, как заклеймили его в вечернем выпуске «Афтенпостен». Я бы скорее назвал его невезучим. Он доверился нечистым на руку помощникам, которые сняли все сливки, а потом взялись мухлевать с отстоем пены и недоливом пива. Мельхейм прикупил пару загибавшихся ресторанов, но ни смена антуража, ни ухищрения нового шеф-повара не смогли вернуть им доверие публики. Видимо, в таких местах дух предыдущих неудач въедается в стены, а публика, на которую Мельхейм ставит и с которой пытается богатеть, неправдоподобно мнительна и, как кошка воду, стороной обходит всё, от чего попахивает лузерством, — поэтому зачастую правильнее, как мы сделали на этот раз, не реанимировать покойное заведение, а строить с нуля. Как раз летом с большим шумом обанкротился итальянский — на мой взгляд, весьма приличный — ресторан Туре на Хегдехаугвейен, и хорошо он догадался вынуть из дела свои кровные прежде, чем банкротство стало признанным фактом, не то с его ресторанным бизнесом было бы покончено. Это заведение никогда не приносило дохода ни Мельхейму, ни двум предыдущим владельцам. Похоже, тут проблема на уровне фэн-шуй.