Декабристы - [120]

Кроме того, около каре суетились лица, которых я не видывал сроду; да они, кажется, были тут волонтерами и только кричали: ура.

Может статься, что со всем желанием быть полным и подробным, я упустил что-нибудь в таком множестве лиц, мнений и происшествий. Я человек, и человек удрученный несчастьем, почему и прошу, о чем нужно спрашивать меня отдельными пунктами, и я охотно исправлю вину моей памяти, но не совести, ибо говорю все искренне.

Сердце обливается кровью, когда я вздумаю, что судьба привела меня быть обличителем друзей и братьев, которых люблю более себя, но Бог свидетель, что не малодушие водит пером моим. Я ввел многих в погибель, приняв заблуждение за истину: чего же не сделаю для самой истины?

29 января 1825 г.

Рылеев

Есть общепризнанные святые призвания, объяснить и доказать святость которых невозможно. Какую общественную функцию выполняет поэт, зачем он призван в мир, в чем смысл его восторгов, вдохновения, своеволия, капризов? Сам поэт умеет только творить и властвовать, а на вопрос, откуда и зачем эта власть? – не дает ответа или отвечает неясно. Те, кто его слушают и на себе испытывают его власть, не могут с этой неясностью помириться и считают себя вправе предъявлять властителю требования – словно они добровольно ему эту власть над собой уступили.

Недоразумения между поэтом и теми, кого он обзывает «толпой», неизбежны; и редко когда эти две силы, друг для друга созданные, действовали сообща при полном согласии и обоюдном понимании.

«Толпа» позволяла себе быть чрез меру требовательной и подчас назойливой, и крылатый Пегас бывал оскорблен, когда ему любезно предлагали стать ломовой лошадью; оскорблены бывали и все толпящиеся вокруг него, когда он, даже не утруждая своих ног, расправлял невзначай крылья и тонул в… эфире. Такой его полет считался общественным неприличием, тем более, что все отлично знали, что и он пасется на той же гражданской, общим трудом вскормленной ниве…

Случалось, однако, что он сам добровольно помогал обрабатывать эту ниву, в самом прямом и непосредственном смысле.

Среди притязаний на разные почетные должности, притязаний, очень откровенно предъявляемых поэтами, есть одно, которое в жизни редко осуществляется. Это, как говорили в старину, – «содружество меча и лиры». Не только слова и песни должны цениться наравне с мечами – сам поэт должен владеть мечом, не отрекаясь от своей песни. Поэт-жрец и богоносец, прорицатель и отгадчик тайн вселенной, поэт – проповедник нравственности, личной, семейной и гражданской, поэт – служитель красоты, творящий и воскрешающий, поэт, обличающий и наказующий – оставлял за собой право и на открытую борьбу – борьбу физическую за свои житейские идеалы.

В этой роли простого бойца поэт должен был себя чувствовать стесненно и неловко. Фантазия, опоясанная мечом, теряла много в легкости своего полета, и поэзия самой борьбы терялась в массе прозаических ее подробностей. И по своему темпераменту и по своей впечатлительности поэт мало пригоден для настоящей боевой жизни. Но тем не менее он иногда принимал на себя всю тяжесть борьбы – борьбы насильственной и рискованной, столь непохожей на ту «борьбу», о которой, в угоду рифме или метафоре, так часто говорится в стихах и в прозе.

В XIX веке, в это столетие нескончаемых войн за всяческие свободы – национальные, политические и социальные – поэт часто появляется на полях сражения. Он преимущественно ободрял борющихся, молился за них перед битвой, пел им воинственные гимны или отпевал их после сражения. Но бывало также, что он добровольно становился в ряды самих защитников той идеи, в которую верил, уравнивал себя с ними, делил с ними опасность на равных правах… и случалось, что шум битвы навсегда заглушал его голос.

Тот, кому приходилось знакомиться с историей декабрьского возмущения 1825 года, не мог не задуматься над одной характерной подробностью этого яркого исторического события. В рядах заговорщиков, чуть ли не на первом плане находилось несколько истинных поэтов… положим, поэтов не первого ранга, но все-таки служителей вдохновения. Весь план кампании, вся диспозиция боевых сил были задуманы и утверждены в кабинете поэта, и после окончательного поражения последним покинул поле битвы опять-таки поэт… «Поэзия», как таковая, была одним из главных факторов всего этого политического движения.

В самом деле, если декабрьское возмущение и должно войти в общую историю революционного движения в России, то только как самостоятельный, в себе замкнутый эпизод, не имевший аналогий в прошлом и связанный с последующим ростом революционных идей лишь слабой общей связью.

Со времен петровской реформы до вступления на престол императора Николая I, Россия, за сто лет своей усложнившейся политической жизни, успела познакомиться с двумя видами революционных вспышек – в форме дворцовых переворотов, весьма разнообразных, и в форме единственного народного восстания при Пугачеве.

Дворцовые перевороты были всегда делом рук известной дворцовой партии, которая могла прикрываться какими угодно словами о «благе страны», которая могла даже желать этого блага, но всегда имела в виду свою корыстную цель, сохранение за собой руководящей роли. Декабристы дворцовой партии не составляли, хотя и принадлежали почти все к высшему дворянскому кругу. Они хотели захватить власть в свои руки, но лишь затем, чтобы передать ее учредительному собору, который должен был быть выразителем воли всего народа. Правда, если судить по некоторым параграфам конституции, выработанной сообща декабристами, то сословные дворянские тенденции этого уложения проступают достаточно ярко, но такая тенденция может быть объяснена как признание неизбежности опеки культурного слоя общества над громадной крепостной некультурной и темной массой. Эта опека должна была быть лишь временной, и демократические идеалы декабристов требовали возможно более скорого освобождения крестьянства и повышения его умственного и нравственного уровня. Если уж искать сходства между возмущением 14-го декабря и дворцовой революцией, то это сходство окажется чисто внешним: декабрьское движение, действительно, приняло форму заговора, который должен был в один день сразу, во дворце или около дворца, покончить со старым режимом.