Декабристы - [68]

.

Очень точно заметил Трубецкой: Бестужев принял «мысли Пестеля», стал сторонником его политических взглядов и методов руководства тайной организацией.

Из показаний Бестужева-Рюмина не видно, чтобы он был в чем-то не согласен с «Русской Правдой». Содержание программного документа Южного общества он знал очень хорошо и довольно точно излагал. Введение в России конституционной республики, отмена крепостного права, десятилетняя диктатура Временного верховного правления — все эти, крайне радикальные для той эпохи, положения Бестужев-Рюмин в целом одобрял^{500}.

Как и Пестель, Бестужев полагал, что далеко не все современники готовы разделить эти взгляды. Людей надо было убеждать, а для убеждения хороши все средства, даже не вполне честные. Судя по ходу и итогам его организаторской деятельности, этот тезис он усвоил очень хорошо.

Правда, Пестель не учился у Мерзлякова и, убеждая оппонентов, апеллировал прежде всего к их разуму, пытался сделать их своими сознательными союзниками. Это удавалось далеко не всегда. «Мы и тогда очень часто не разделяли его намерений, но не могли ему противоречить по преимуществу его способностей и по влиянию, которое он имел над нами»^{501}, — показал на следствии член Тульчинской управы Н. В. Басаргин. На основании этого и других показаний современный исследователь С. А. Экштут считает: «Пестеля невозможно было переспорить, но он оставлял людей нравственно и эмоционально неудовлетворенными»^{502}. В отличие от него Бестужев-Рюмин не старался «переспорить» собеседников, он адресовался к чувствам — и был в деле общения с людьми гораздо более удачлив.

И Пестель, и Бестужев-Рюмин использовали в конспиративной деятельности «нечестные» с точки зрения «чистой морали» методы. Моральный релятивизм и макиавеллизм в политике были столь же свойственны Бестужеву, как и Пестелю, только у первого он был разбавлен изрядной долей профессиональной ораторской «чувствительности». Более того, подводя итоги организационной деятельности Бестужева в Южном обществе, можно с уверенностью сделать вывод, что Бестужев был лучшим учеником Пестеля в деле строительства и укрепления тайной организации.

«При отъезде Трубецкого из Киева, — показывал Бестужев-Рюмин на следствии, — было положено нами тремя (им самим, Сергеем Муравьевым и Трубецким. — О. К.), что он предложит Северному обществу по введении Временного Правления составить комитет из числа членов для сочинения конституции»; конституция же эта не должна была иметь своим источником отвергаемую Трубецким «Русскую Правду»^{503}. Уважая Пестеля, дорожа его мнением, голосуя за «Русскую Правду», Бестужев тем не менее договаривался с Трубецким о фактической изоляции южного лидера и его конституционных разработок в случае победы революции.

Конечно, Бестужев-Рюмин был достаточно молод. Вполне естественно, что его путь конспиратора был тернист, на этом пути он делал много непростительных ошибок — и в ходе «объединения» со «славянами», и при переговорах с поляками. Так, известно, что в декабре 1824 года он с ведома Сергея Муравьева и в обход всех правил конспирации написал письмо польским заговорщикам, по некоторым сведениям, с просьбой убить цесаревича Константина Павловича. Однако князь Волконский, который, собственно, и должен был передать письмо полякам, отвез его Пестелю. «Директория истребила сию бумагу, прекратила сношения Бестужева с поляками и передала оные мне и князю Волконскому»^{504}, — показывал Пестель на следствии.

В 1825 году, скорее всего, именно по вине Бестужева-Рюмина были прерваны сношения между Васильковом и Каменкой. Согласно опубликованному Б. Л. Модзалевским в 1926 году письму Бестужева-Рюмина своему родственнику С. М. Мартынову, отец декабриста запретил ему жениться на племяннице декабриста Давыдова Екатерине^{505}.

Сейчас, видимо, уже не удастся точно установить, кто была эта «Catherine», о которой Бестужев писал Мартынову, у Давыдова были две племянницы с таким именем, Екатерина Александровна Давыдова и Екатерина Андреевна Бороздина^{506}. Ясно одно: исполнив волю отца и отказавшись от женитьбы, Бестужев тем самым скомпрометировал ни в чем не повинную молодую девушку.

Именно на это время — 1824 год — приходится ссора руководителя Каменской управы с Муравьевым и Бестужевым. «Известно всем, что мы с ним (Сергеем Муравьевым-Апостолом. — О. К.) разошлись неприятно, по особенным обстоятельствам», — показывал на следствии Василий Давыдов. «Я же более году не имел никаких сношений с Давыдовым»^{507}, — вторил ему Сергей Муравьев.

Стоит отметить, что если причиной ссоры действительно был отказ Бестужева жениться на Давыдовской племяннице, то реакция каменского руководителя на его поведение была, по представлениям той эпохи, еще весьма мягкой. Сходная житейская история явилась в сентябре 1825 года причиной знаменитой дуэли К. П. Чернова с В. Д. Новосильцевым, закончившейся смертью обоих участников.

Однако, к чести Бестужева-Рюмина, следует отметить, что, несмотря на все допущенные ошибки, результаты его организационной деятельности в Южном обществе оказываются ненамного меньше, чем результаты деятельности Пестеля. Кроме того, именно осторожный Пестель принял в общество главного декабристского предателя — капитана Аркадия Май-бороду. Не обошлась без «своих» предателей — А. К. Бошняка и И. В. Шервуда — и Каменская управа. Однако ни один доносчик не проник в общество по вине Бестужева-Рюмина. Видимо, он действительно лучше, чем тульчинские и каменские руководители, умел «распознавать» людей.