Декабристы - [25]

Представляется, что главная задача проводившего съезд Пестеля была вовсе не в обсуждении совершенно неактуальных проблем. Задача была в другом: добиться единства главных участников заговора. Сергей Волконский, один из ближайших друзей Пестеля, посвященный во многие его планы, впоследствии писал в мемуарах: южная Директория использовала обсуждение проектов цареубийства как «обуздывающее предохранительное средство к удалению из членов общества; согласие, уже не дававшее больше возможности к выходу, удалению из членов общества». По законам Российской империи «умысел» на цареубийство приравнивался к самому «деянию» — и решившийся на эту меру подвергался «полной ответственности за первоначальное согласие»^{166}. Сурово должен был быть наказан и тот, кто знал об этом умысле, но не донес властям.

И здесь логично поставить вопрос, почему именно в начале 1823 года Пестелю понадобилось подобным образом цементировать свою организацию. Ответ можно найти, анализируя служебную деятельность Алексея Юшневского.

Очевидно, за несколько дней до киевского съезда генерал-интендант составил и отправил в Петербург, в Главный штаб, смету армейских расходов на 1823 год. Конкретную сумму заявленного бюджета установить на сегодняшний день не удалось, но документы свидетельствуют: для содержания 2-й армии Юшневский запросил сумму в несколько раз больше, чем та, которой армия «довольствовалась» раньше. Бюджет увеличивался, несмотря на то, что торги по поставкам продовольствия для армии оказались на редкость удачными для казны: удалось сэкономить 1,6 миллиона рублей^{167}.

Судя по мгновенной резкой реакции царя и последовавшим событиям, предлагаемое увеличение бюджета было очень значительным^{168} — при том, что в 1823 году не намечалось ни войны, ни передислокации крупных подразделений, а экономика страны была в тяжелейшем кризисе, вызванном постоянными войнами начала XIX века. За полгода до представления сметы Александр I особым рескриптом объявил «необходимость в уменьшении государственных расходов на 1823 год». По военному ведомству они должны были, по мысли императора, сократиться на 37 миллионов рублей^{169}.

Неосторожные действия генерал-интенданта, сразу же попавшего под подозрение в «злом умысле», можно, конечно, попытаться объяснить заботой о нуждах армии. Однако вряд ли они настолько волновали Юшневского, чтобы ради них он был готов даже открыто нарушить предписание императора. Скорее верно предположение, что именно в 1823 году южные заговорщики планировали начать военную революцию. Требовались деньги — и Юшневский попытался добыть их вполне легально, путем увеличения армейского бюджета.

Между тем, если принять эту версию, понятна и настойчивость Пестеля, заставившего участников киевского съезда обсуждать цареубийство и формально голосовать за него. Главные деятели тайного общества, не посвященные в «план 1823 года», должны были, не задумываясь, поддержать революцию. Собственно, после киевского съезда выбора у них не осталось. Выступить против действий Пестеля и Юшневского они просто не могли — за согласие на цареубийство всем им грозила смерть.

1823 год — период резко возросшей активности эмиссаров Пестеля в Петербурге. В феврале, вскоре же после съезда, в столицу отправились сразу два его участника — Сергей Волконский и Василий Давыдов. Некоторое время спустя вслед за ними поехал не участвовавший в съезде, но весьма информированный в делах общества князь Александр Барятинский. Все трое имели при себе письма Пестеля Никите Михайловичу Муравьеву, руководителю созданного за год до того Северного общества. Муравьева, своего старинного друга, Пестель в 1823 году не без оснований считал собственным единомышленником в столице. Цель этих поездок, по словам Волконского, состояла в том, чтобы «учредить связь чрез Никиту Муравьева между северной и южной управами»^{170}.

Попав потом в экстремальную ситуацию следствия, и Пестель, и его эмиссары согласно показывали, что цель этих поездок — теоретические разговоры с Никитой Муравьевым о слиянии двух обществ и будущей российской конституции. Исключение составляют лишь показания Барятинского, оказавшегося совершенно сломленным еще в самом начале следствия и поэтому активно с ним сотрудничавшего. Согласно им, Пестель поручил князю устно передать Никите Муравьеву, что южные заговорщики «непременно решились действовать в сей год». От Муравьева Пестель потребовал «решительного ответа»: «могут ли и хотят ли» «северяне» «содействовать нашим усилиям»^{171}.

Видимо, испугавшись своего признания, Барятинский тут же пошел на попятную, утверждая, что Пестель не собирался в 1823 году начинать восстание, а желал только «возбудить» в петербургских заговорщиках «более деятельности». Но вряд ли Пестель решился бы на такую грубую и примитивную ложь даже во имя благой цели объединения обществ и активизации действий северных лидеров. Судя по действиям Пестеля и Юшневского, «план 1823 года» был реальным, а Никита Муравьев действительно казался южным директорам человеком, способным организовать в столице его поддержку.

План этот провалился. Никита Муравьев испугался активности южных эмиссаров; Александр I не утвердил бюджет. Более того, после этой истории у генерал-интенданта, не рассчитавшего политической конъюнктуры, начались крупные служебные неприятности. В феврале 1823 года император отправил во 2-ю армию ревизора — непосредственного начальника Юшневского «по провиантской части», генерал-провиантмейстера и директора провиантского департамента Военного министерства А. И. Абакумова.