Декабристы - [17]

Представления эти ошибочны в самом своем основании. Декабристы стремились разрушить «государственный быт России»; делать это методами убеждения было бесполезно. Коль скоро декабристы хотели победить, они должны были принять правила игры, существовавшие в реальном русском обществе и реальной русской армии. Правила же эти не неели в себе совершенно ничего героического и рыцарственного. Армия тех лет — место постоянных интриг, неумеренного казнокрадства, доносов.

Естественно, что те члены тайного общества, которые обладали в армии хоть какой-нибудь действительной властью, во всём этом участвовали. И чем лучше им удавалось вписаться в повседневный военный быт, тем больше у них было шансов реализовать свои идеи. В этом смысле биографии Пестеля и его ближайшего сподвижника Юшневского представляются весьма показательными.

Когда в 1818 году генерал Витгенштейн стал командующим армией, он был уже пожилым усталым человеком. Пожилым не столько по возрасту — в момент вступления в должность ему едва исполнилось 50 лет, — сколько по представлениям о своем месте в мире.

Несмотря на все регалии, Витгенштейн был весьма беден. Хотя за ним и числилось «в Санкт-Петербургской, Витебской и Подольской губерниях… крестьян мужеска пола 1000 человек»^{103}, семья, состоявшая из него самого, жены и восьмерых детей, жила более чем скромно. Поэтому генерал с радостью принял назначение во 2-ю армию: кроме того, что новая должность подтверждала особое расположение государя, она могла обеспечить ему средства к существованию, а его детям широкую дорогу в жизни^{104}. Но прежнего исключительного положения в военной иерархии это назначение возвратить уже не могло.

Хорошо знавший Витгенштейна Н. В. Басаргин вспоминал: «Во время командования второю армиею он жил более в своем поместье, находившемся в 70 верстах от Тульчина, и с увлечением занимался хозяйством, уделяя неохотно самое короткое время на дела служебные. Вообще все его любили, и он готов был всякому без исключения делать добро, нередко даже со вредом службе»^{105}.

Честолюбивых устремлений у графа больше не было, армейские проблемы мало его интересовали. И когда выяснилось, что решение большинства этих проблем вполне по плечу 25-летнему штабс-ротмистру (с июля 1818 года — ротмистру) Пестелю, командующий с легким сердцем переложил их на плечи своего старшего адъютанта.

Это позволило Пестелю сосредоточить в своих руках огромную власть — фактически над всей армией. «По способностям своим» ротмистр «скоро начинал получать явный перевес мнениями своими не только в главной квартире, но и в армии», — утверждал на следствии хорошо осведомленный в штабных делах полковник Н. И. Комаров (до 1821 года — член Тульчинской управы Союза благоденствия) и конкретизировал: «Во время отъездов на смотры войск, сопутствуя графу, имел случай скоро ознакомиться в армии и составить связи потом; имея при том и по занятию своему в составлении отчетов и записок об успехах в полках по фронтовой части значительное влияние на полковых и батальонных командиров, он умел в свою пользу извлекать из всего выгоды для достижения преднамеренной цели в распространении своего образа мыслей»^{106}.

Тот же Комаров утверждал, что «Витгенштейнов адъютант» совершенно подмял под себя начальника штаба армии Рудзевича и «тем еще более умножал вес свой в армии». По словам же сменившего Рудзевича Киселева, его «предместник» находился у Пестеля «в точном подданстве»^{107}. В 1819 году, когда Рудзевич был смещен и назначен командиром 7-го пехотного корпуса, он всё равно пытался искать у Пестеля дружбы и покровительства.

Рудзевич, как говорилось выше, был сильно замешан в «дело Жуковского». Его карьера в 1819–1825 годах постоянно висела на волоске, и обстоятельства вынудили его обратиться за помощью к адъютанту командующего.

Будучи одним из следователей по «делу Жуковского», Пестель выполнял эти обязанности «хотя с излишнею злостию, но всегда с умом»; по просьбе Витгенштейна он составил специальный доклад для передачи императору^{108}. Естественно, ему была вполне ясна вся неоднозначность положения смещенного начальника штаба. В своих письмах Рудзевичу (к сожалению, до нас не дошедших) он подробно расспрашивал адресата о его роли в коррупции и, очевидно, требовал чистосердечного рассказа о том, что происходило в штабе до приезда Витгенштейна^{109}. Скорее всего, в ответ на откровенность генералу было обещано заступничество перед командующим.

Рудзевич отвечал пространными письмами, из которых видна его кровная заинтересованность в дружбе с адъютантом Витгенштейна. Пестель был единственным человеком, способным уверить нового командующего в «безграничной преданности» Рудзевича, «по доброй его душе, отличным качествам и достоинству». Адъютант мог также объяснить своему патрону, что все обвинения против бывшего начальника штаба вызваны лишь «интригами и злобой», а виноват во всём «жук говенной» — бывший генерал-интендант Жуковский^{110}.

Рудзевич писал: «Мерзавцам, алчным во всех отношениях к корыстолюбию (имелись в виду коррупционеры при штабе Беннигсена. —