Декабристы - [150]

.

Как командир Майборода тоже не вызывал доверия у подчиненных. По словам Ильина, полковник «был молчалив и медлен одинаково», и в этом офицеры усмотрели недостаток военной храбрости. В итоге у апшеронцев сформировалось стойкое «враждебное отношение» к нему. Однако Апшеронским полком Майборода командовал недолго. Уже в январе 1844 года он «по воле начальства» был отставлен от командования, в июне того же года на восемь месяцев уволен в отпуск по болезни.

В феврале 1845 года Аркадий Майборода был «выключен из списков состояния полка»^{1085}. Формулировка, с которой полковник покинул военную службу, свидетельствует, что он был изобличен в серьезном преступлении. К примеру, 12 июля 1826 года, за день до казни декабристов, с такой же формулировкой оборвалась служба Павла Пестеля^{1086}. Сведений о том, которое преступление на этот раз совершил Майборода, обнаружить не удалось. Видимо, высшее военное начальство просто не хотело предавать его гласности.

Постдекабристская биография Нестора Ледоховского тоже оказалась весьма интересной. Согласно послужному списку, после освобождения Ледоховский, как и Майборода, долго воевал, «в 1826, 27 годах был в походах противу персиян, в 1828, 1829 годах противу турок и в 1830 году противу горских народов», при этом состоял под полицейским надзором^{1087}.

В декабре 1836 года с графом произошла история, «зеркальная» той, в которой в 1831-м оказался замешан Майбо-рода. Ледоховский, тогда поручик Мингрельского егерского полка, жил в Пятигорске. Один из его сослуживцев, Иван Аркадьевич Нелидов, нанес ему публичное оскорбление. Согласно материалам следствия, «прапорщик Нелидов и граф Леду-ховский, находясь по болезни в городе Пятигорске в общем Благородном собрании, поссорились за танцы, причем первый публично говорил Ледуховскому, что он должен ценить снисхождение, которое ему оказывают, принимая его в собрание, при всей дурной его репутации, а не говорить громче других, и что ему, Нелидову, известны его проказы. Прежде же того Нелидов относился с дурной стороны о Ледуховском в доме вдовы генерал-лейтенанта Мерлини»^{1088}.

Екатерина Ивановна Мерлини хорошо известна пушкинистам и лермонтоведам. Ее дом в Пятигорске был одним из центров светской жизни. В 1829 году ее посещал Пушкин и списал с нее персонаж своего неоконченного «Романа на Кавказских водах». В конце 1830-х — начале 1840-х годов в доме Мерлини неоднократно бывал Лермонтов^{1089}.

И сама Екатерина Ивановна, и посетители ее салона (современники называли их мерлинистами) славились консерватизмом и не выносили даже намека на свободомыслие. В 1834 году жертвой Мерлини и ее друзей стал бывший декабрист Степан Михайлович Палицын, сосланный на Кавказ после разгрома тайных обществ. По инициативе хозяйки салона был составлен донос, в котором бывшему заговорщику вновь инкриминировалось вольнодумство. И хотя выяснилось, что Палицын на этот раз ни в чем не виноват, донос стоил ему нескольких месяцев тюремного заключения^{1090}.

Оскорбляя Ледоховского в доме Мерлини, Нелидов, очевидно имея в виду репутацию хозяйки салона и ее гостей, хотел доказать свои верноподданнические чувства. Не исключено, что он преследовал и еще одну цель: укрепить свое положение в полку, продемонстрировать полковым товарищам собственную силу и власть.

Вообще же прапорщик был, судя по документам, жестоким и наглым светским повесой, считавшим себя неизмеримо выше других и не признававшим никаких нравственных обязательств. Его отец, генерал-лейтенант и сенатор Аркадий Иванович Нелидов, знал характер сына и пытался вести воспитательный процесс весьма крутыми мерами. Так, в 1827 году он добился, чтобы отпрыска перевели из Кавалергардского полка в действующую армию, а в 1834-м и вовсе упрятал его в тюрьму «за различные неприличные поступки»^{1091}. Но воспитывать сына Нелидову-старшему постоянно мешала дочь Варвара, знаменитая фрейлина, фаворитка императора Николая I, очень любившая брата и то и дело выручавшая его из всевозможных неприятностей; в итоге все педагогические усилия отца оказались напрасны. Отрицательные качества Ивана Нелидова раскрылись в истории с Ледоховским.

Прапорщик, видимо, был уверен, что, оскорбив графа, он ничем не рискует. С одной стороны, у него были высокие покровители, с другой — имелся расчет на то, что его однополчанин, в 1826 году едва избежавший наказания, не станет раздувать скандал, привлекая к себе всеобщее внимание. Нелидов, однако, плохо знал Ледоховского. В 1830-х годах граф уже не был зеленым юнцом, он стал опытным боевым офицером, но, судя по его поступкам, внутренне остался таким же, каким был в 1825-м: искренним, пылким, решительным до безрассудства. Сносить оскорбления Ледоховский не пожелал и вызвал обидчика на поединок. Нелидов испугался и решил отказаться от дуэли: для него как для штрафного участие в ней означало неминуемое разжалование. Ледоховскому было отправлено дерзкое письмо: оскорбитель объяснял, что, зная графа только лишь по «невыгодным» рассказам о нем, не может «забыться до того», чтобы принять его вызов^{1092}.

Тут уж за честь Ледоховского вступились другие офицеры-мингрельцы. И дело, конечно, не в том, что сослуживцы разделяли его взгляды. Оскорбив Ледоховского и отказавшись при этом от дуэли, Нелидов опозорил и свой полк в целом, и каждого его офицера. Выходило, что среди них есть трусы, что офицера Мингрельского полка можно безнаказанно оскорбить. Сослуживцы предложили наглому прапорщику выбор: либо публично подтвердить справедливость «невыгодных» сплетен о Ледоховском, либо принять его вызов, либо, если он всё же не захочет стреляться с графом, выйти на поединок с любым из них. Нелидов — очевидно, полагаясь на своих влиятельных заступников — мнение сослуживцев игнорировал. Офицеры же такого пренебрежения к себе терпеть не пожелали.