Декабристы - [126]

Однако, несмотря на покаянный тон показаний диктатора, на его полное самоуничижение на первых допросах, эти ожидания были обмануты. «В присутствии Комитета допрашивай князь Трубецкой, который на данные ему вопросы при всём настоянии членов дал ответы неудовлетворительные», — читаем запись в «журнале» Следственной комиссии от 23 декабря^{895}. Невнятно повествуя о своих взаимоотношениях с отставным подпоручиком Рылеевым накануне событий, он упорно отсылал следствие на юг, туда, где находился главный, по его мнению, виновник произошедшего — полковник Павел Пестель.

Согласно Трубецкому, Пестель был «порочным и худой нравственности», злым и жестоким честолюбцем, рвущимся к диктаторской власти и ради этого готовым на всё, в том числе и на цареубийство: «Он обрекал смерти всю высочайшую фамилию… Он надеялся, что государь император не в продолжительном времени будет делать смотр армии, в то же время надеялся на поляков в Варшаве, и хотелось ему уговорить тож исполнить и здесь»^{896}.

По показаниям Трубецкого, цель столичного тайного общества, как и его личная цель, состояла в противодействии Пестелю. Не будь его, все заговорщики давно разошлись бы и 14 декабря не случилось. Таким образом, Пестель оказывался виноватым и в событиях на Сенатской площади.

Трубецкой резюмировал: «Я имел все право ужаснуться сего человека, и если скажут, что я должен был тотчас о таком человеке дать знать правительству, то я отвечаю, что мог ли я вздумать, что кто б либо сему поверил; изобличить его я не мог, он говорил со мною глаз на глаз. Мне казалось достаточною та уверенность, что он без содействия здешнего общества ничего предпринять не может, а здесь я уверен был, что всегда могу всё остановить — уверенность, которая меня теперь погубила»^{897}.

Из показаний Трубецкого следовало, что с разгромом столичных заговорщиков опасность для государственной власти в России не исчезла. Князь утверждал: перед его отъездом из Киева в ноябре 1825 года Пестель передал, «что он уверен во мне, что я не откажусь действовать, что он очень рад, что я еду в Петербург, что я, конечно, приготовлю к действию, которое, может быть, он начнет в будущем году, что его вызывают к сему из Москвы и Петербурга»^{898}.

В данном случае Трубецкой подтасовывал факты: истинных планов Пестеля он не знал и собирался действовать в 1826 году вовсе не вместе с ним. Но он старательно внушал следствию: пока Пестель на свободе, праздновать победу рано (о том, что руководитель Южного общества 13 декабря был арестован в Тульчине, ни Трубецкой, ни следователи еще не знали).

Согласно настойчивым показаниям Трубецкого, у правительства был только один шанс избежать кровавого кошмара: не арестовывать единственного человека, который мог бы противостоять Пестелю, — руководителя Васильковской управы «южан», подполковника Черниговского пехотного полка Сергея Муравьева-Апостола.

Трубецкой неоднократно подчеркивал: Муравьев — человек мирный, совершенно неопасный для правительства и при этом «Пестеля ненавидит» и всячески препятствует его злодейским замыслам. Князь писал, что Муравьев поклялся, «если что нибудь Пестель затеет делать для себя, то всеми средствами ему препятствовать»^{899}.

Правда, император и следователи Трубецкого не послушались: 18 декабря был отдан приказ об аресте Муравьева-Апостола^{900}. Но мотив противостояния двух лидеров Южного общества, настойчиво звучавший в показаниях одного из руководителей северной организации, весьма показателен — он позволяет прояснить многие моменты в подготовленном диктатором плане действий.

Ни Пестель, ни Сергей Муравьев-Апостол на следствии не распространялись по поводу взаимной ненависти и смертельной вражды. В показаниях Пестеля практически не звучит и тема борьбы лично с Трубецким. Более того, авантюрист и «цареубийца» Пестель в декабре 1825 года хладнокровно сдался властям, а для того чтобы арестовать «мирного» Сергея Муравьева-Апостола, потребовались неделя времени и усилия практически целого армейского корпуса. Обезвредить его смогли только прямым попаданием картечи в голову.

Однако именно в Пестеле князь видел своего главного конкурента, способного отобрать у него лавры организатора революции. В 1824 году во многом из-за непримиримой позиции Трубецкого окончились провалом инициированные Пестелем «объединительные совещания» в Петербурге. Пестель приехал в столицу с идеей объединения северных и южных заговорщиков, но получил решительный отпор. Ему открыто предъявили обвинения в том, что его цель — не ликвидировать российское самодержавие, а установить в России диктатуру, при этом присвоив себе верховные полномочия^{901}.

Личные разногласия Пестеля и Трубецкого, двух самых крупных декабристских лидеров, ярче всего проявились при подготовке ими конкретных планов действий по свержению российского самодержавия.

Пестель считал, что начинать восстание должны столичные заговорщики. «Приступая к революции, — показывал он на следствии, — надлежало произвести оную в Петербурге, яко средоточии всех властей и правлений, а наше дело в армии и губерниях было бы признание, поддержание и содействие Петербургу. В Петербурге же оное могло произойти восстанием гвардии, а также флота»