Дегустаторши - [29]

– А то нет! Она даже знает точно, когда закончится война, – вмешалась Августина. – Давай, Роза, спроси ее, как там твой муж.

Мое сердце екнуло, сбилось с ритма – как будто поезд сошел с рельсов.

– Прекрати! Что ж ты за бездушное существо такое, а? – сказала Эльфрида, затем отвернулась и отошла подальше от скамейки.

Я могла бы пойти за ней и поблагодарить за поддержку – слова уже вертелись у меня на языке, – но так и осталась сидеть рядом с Августиной, потому что для этого не нужно было прикладывать усилий.

– А Гитлера сможешь приворожить? – попыталась отшутиться Улла.

Все облегченно рассмеялись. Кроме меня.

– Скажи, – Лени не так-то просто было сбить с толку, – а я после войны смогу выйти замуж?

– Если к тому времени еще захочешь, – добавила Августина.

– Да, давай, скажи, – захлопала в ладоши Улла.

Беата достала из кармана бархатный мешочек на черном шнурке, развязала его и вытащила колоду Таро.

– Ты что, всегда их с собой носишь? – недоуменно спросила Лени.

– Какая же я иначе ведьма? – усмехнулась Беата.

Она присела и принялась раскладывать карты прямо на земле, медленно и сосредоточенно распределяя их по неизвестным нам правилам, меняла кучки местами, пару раз тасовала колоду, потом перевернула несколько карт рубашкой кверху. Августина с усмешкой наблюдала за происходящим.

– Ну? – нетерпеливо воскликнула Улла.

Лени дрожала, боясь произнести хоть слово. Остальные, пригнувшись, чтобы лучше видеть, стояли вокруг – все, кроме курившей в стороне Эльфриды и «одержимых», редко выходивших после обеда: они усердно переваривали пищу прямо на рабочем месте. И меня, все еще сидевшей на скамейке.

– В общем, я вижу мужчину.

– Боже! – Лени закрыла лицо руками.

– Давай, Лени, – загалдели девушки и, схватив ее за руки, подтолкнули вперед, – спроси хоть, как он выглядит! Милашка?

Когда речь идет о выживании, нужны положительные эмоции, любые, вот они и развлекались, как могли. А я… я больше не могла.

– Милашка или нет, уж прости, сказать не могу, – извинилась Беата. – Зато вижу, что это случится совсем скоро.

– А что так печально-то? – спросила Хайке.

– Наверное, урод какой-нибудь, а она не хочет меня расстраивать, – всхлипнула Лени. Остальные снова рассмеялись.

– Слушай… – продолжила Беата.

Но тут раздался крик:

– Смирно!

Он шел прямо к нам – незнакомый человек в форме. Девушки выпрямились, я поднялась со скамейки. Беата наскоро собрала карты и попыталась сунуть их обратно в мешочек, но они выпали и рассыпались у ее ног.

– Я сказал, смирно! Это еще что? – снова выкрикнул мужчина, сурово взглянув на Беату. – А ты? Лицо открыть!

Лени, все еще прикрывавшая ладонями пылающие щеки, скрестила руки на груди и сцепила пальцы в замок – то ли хотела успокоиться, то ли наказывала себя за излишнее любопытство.

– Что-то случилось, лейтенант Циглер? – поинтересовался подошедший охранник.

– А вы двое, где вы были?

Прожигая нас ядовитыми взглядами, охранники вытянулись и щелкнули каблуками: похоже, из-за нас им грозили неприятности. Ответа не последовало, всем и так было ясно, что лучше смолчать.

– Это всего лишь карты. Никто не говорил нам, что они запрещены. Мы не сделали ничего плохого.

Это сказала я.

Мои спутницы ошеломленно застыли. Но не только они: лейтенант тоже смотрел на меня с удивлением. Короткий, совсем детский, нос и близко посаженные карие глаза: не слишком грозно. Такими глазами меня не напугать.

Эльфрида, прислонившись к стене, продолжала спокойно курить. Эсэсовцы не подзывали ее: как и мы, ждали вердикта лейтенанта. В этот момент двор бывшей школы, казармы, деревенские домики в Краузендорфе, дубы и ели по дороге в Гросс-Парч, скрытая в чаще леса ставка фюрера, Восточная Пруссия, Германия, весь Третий рейх, разросшийся до края света, и даже восемь метров раздраженного кишечника Адольфа Гитлера сошлись в той точке, где стоял лейтенант Циглер. Человек, имевший право решать, жить мне или умереть.

– А я запрещаю. Прямо сейчас. Оберштурмфюрер Циглер – запомни это имя, потому что отныне ты будешь делать только то, что я скажу. Все вы будете. А теперь поприветствуй меня, как положено.

И только я собралась вытянуть руку вперед, как Циглер нанес последний удар: с какой-то хищной яростью он схватил мешочек Беаты, но тотчас же уронил его. Карты выпали, и порыв ветра разбросал их по двору. А Циглер обернулся к охранникам:

– Этих в автобус.

– Будет сделано, герр лейтенант! Марш!

Беата двинулась первой, за ней Лени, потом, потихоньку, и остальные. Оберштурмфюрер пару раз пнул бархатный мешочек, рявкнул: «Приберите здесь» – и направился к двери, но тут заметил Эльфриду.

– А ты что, в прятки играть вздумала? Встать в строй!

Когда я проходила мимо, она коснулась моей руки, той, что я не успела поднять, и в этом жесте сквозила тревога: зачем рисковать без нужды? Вот только я уже не нуждалась в причине, чтобы умереть, смерть и так вечно ходила рядом, у меня, наоборот, не осталось причин жить. Чем Циглер мог меня напугать?

Он увидел, что смерть – мой друг, и ему пришлось отвести взгляд.

14

Как вскидывать руку в нацистском приветствии? Вопрос ничтожный по своему значению, но уверена, оберштурмфюрер Циглер присутствовал на многих семинарах, где это объясняли очень подробно: чтобы четко и эффектно вскинуть руку, нужно напрячь все мускулы, поджать ягодицы, втянуть живот, выпятить грудь, выпрямить спину, свести ноги вместе, набрать побольше воздуха, и тогда ты сможешь выдохнуть: «Хайль Гитлер!» Каждый нерв и каждое сухожилие должны служить священной задаче – тянуть и тянуть руку.