Дегтярев - [52]
Вернувшись к себе, Василий Алексеевич продолжал обдумывать конструкцию будущего ружья.
«В этой системе будет сильное давление пороховых газов, сильная отдача. Нужно попробовать подвижной ствол, — размышлял он, прогуливаясь по кабинету, — но салазки никоим образом не годятся. Что угодно, но только не салазки: как их ни облегчай, ружье получится тяжелым, а следовательно, никуда не годным».
Присев к столу, он нарисовал длинный ствол и стал придумывать для него основу вместо салазок. У казенной части нарисовал ложу, а у дульной части сошки — легкий упор.
«Так... так... так, — постукивал он карандашиком. — Сошки, пожалуй, хорошо, а ложа — это почти салазки, опять лишняя тяжесть. Ложу долой».
Он перечеркнул набросок и стал рисовать сначала.
— Как же без ложи? — размышлял он вслух. — Ведь не в кулаке же ствол держать... Да, но и ложа не выход... Тут надо что-то другое...
Послышался легкий стук в дверь, и в кабинет вошла буфетчица.
— Василий Алексеевич, выпейте чайку, время-то два часа...
— Неужели? — удивился Дегтярев. — Ну, да это ничего, я теперь здесь ночую, еще успею вздремнуть.
Василий Алексеевич пил чай маленькими глотками, посматривая на массивный подстаканник.
Вдруг он вынул стакан и вновь опустил его в подстаканник. Стакан вошел, мягко скользя. Дегтярев еще раз проделал то же самое и улыбнулся:
«Странно! Как будто я этого раньше не замечал. Стакан входит в подстаканник, словно в трубу... А что, если и ствол спрятать в трубу? А чтобы не чувствовалось толчка, вставить туда амортизатор (пружину). Ствол, хорошо смазанный, будет скользить в трубе, и никаких салазок не нужно!»
Он поднялся и стал ходить по кабинету.
«Хорошо! Право, хорошо, ружье станет легче... А это главное! Скольжения достигнуть удастся! Ствол будет двигаться в трубе, как поршень в цилиндре».
Василий Алексеевич подошел к телефону и позвонил конструкторам.
— Ну как, товарищи, не спите? А я, кажется, придумал то, что нужно, сейчас иду к вам посоветоваться.
Уже утро красноватым светом озарило окно, а конструкторы все еще обсуждали предложение Василия Алексеевича. Было исчерчено много бумаги, но ни один из набросков не был окончательно одобрен.
Спор продолжался, когда вдруг Василий Алексеевич сказал:
— Подождите-ка, товарищи. А что, если ствол не прятать в трубу, а сделать под стволом небольшой стержень и его вместе с амортизатором поместить в трубу: это улучшит конструкцию, труба заменит собой часть ложи. Позвольте-ка карандашик.
Ему положили бумагу, и Василий Алексеевич прерывистыми линиями изобразил схему приспособления.
Конструкторы склонились над рисунком.
— Вот здесь, на конце трубы, можно сделать маленький приклад, — пояснял Василий Алексеевич, — а вот здесь, у спускового крючка, — пистолетную ручку. Ну, что молчите?
— Здорово получится, Василий Алексеевич!
— Хорошо будет, уж теперь видно!
— Ну, если так, ложитесь-ка часика на два вздремнуть, а потом, со свежей головой, за работу.
— Сейчас разрешите, Василий Алексеевич, ведь спешно надо.
— Знаю, что спешно. Но бывает, что поспешишь— людей насмешишь. Помните пословицу: «Утро вечера мудренее»? Ну, так вот, ложитесь, а через два часа я вас подниму. Спокойной ночи!..— И он, не оглядываясь, пошел к себе.
Когда Василий Алексеевич вернулся в бюро, там уже царило оживление. Конструкторы общими усилиями, пока еще в карандаше, разрабатывали схему нового оружия. Василий Алексеевич весь день оставался с ними.
Сотрудники конструкторского бюро в эти дни не знали ни отдыха, ни сна. Вслед за схемой началось составление расчетов и разработка чертежей. Василий Алексеевич торопил, настаивал на том, чтобы чертежи отдельных узлов сразу же спускались в мастерскую и по ним бы спешно изготовлялись части будущего ружья.
И вот опытная мастерская получила заказ-молнию на изготовление опытного образца противотанкового ружья. В мастерской не хватало людей: многие мастера ушли на фронт. Каждое утро сводки Совинформбюро болью отдавались в сердце. Враг рвался к столице. По ночам над заводом кружили вражеские пикировщики. Южные заводы стрелкового вооружения по длинным дорогам тянулись на Урал.
Завод, где работал Дегтярев, в эти грозные дни снабжал армию стрелковым вооружением.
Люди неделями не выходили из цехов.
В конструкторском бюро, так же как и в цехах, все работники трудились самоотверженно, не считаясь со временем. Многие конструкторы, инженеры, чертежники стали к станкам, чтоб заменить ушедших на фронт. Детали тут же испытывали и собирали.
Не прошло и месяца, как ружье совершенно оригинальной конструкции было готово. Его доставили на испытательную станцию и произвели пристрелку.
В ружье оказалось еще много мелких недоделок, но по заводу пролетел слух, что ружье, изобретенное Дегтяревым, пробивает мощную броню. Это была победа!
При дальнейших испытаниях ружья выяснились неполадки с запиранием. Едва справились с ними, увидели новый дефект: при частой стрельбе после выстрела застревали гильзы. Из-за этого совершенно готовое ружье нельзя было пустить в производство. После долгих раздумий Дегтяреву пришла мысль надеть на ствол ружья массивную муфту. Простое, на первый взгляд, усовершенствование избавило ружье Дегтярева от существенного недостатка.
«Второй фронт» — так называли в годы войны трудовой Урал, кующий оружие Победы. Книга посвящена изображению подвига тружеников Урала в годы Великой Отечественной войны.Писателю удались рельефные самобытные характеры людей с неповторимыми судьбами и их титанический труд по созданию тяжелых и средних танков.В центре — династия семьи мастера-литейщика Клейменова.
Трилогия Германа Нагаева «Пионеры Вселенной» продиктована целью показать в историческом аспекте зарождение в нашей стране космической науки и техники. Автору удалось не только занимательно и доступно рассказать о творческих поисках и успехах первых исследователей космоса, но и нарисовать запоминающиеся образы Кибальчича, Циолковского, Цандера, изобразить среду и обстановку, в которой приходилось жить и трудиться первооткрывателям космических трасс.
В книге «Русские оружейники» впервые собраны воедино четыре повести Германа Нагаева о выдающихся русских конструкторах-оружейниках Федорове, Токареве, Дегтяреве, Шпагине, издававшиеся в разное время.Эти повести были тепло встречены читателями. Некоторые из них переиздавались не только в нашей стране, но и в Чехословакии, Польше, Китае, Венгрии, Болгарии.«Пожалуй, то, что написано Нагаевым о наших славных конструкторах, – писала газета «Советская Россия», – является единственным литературным трудом, добросовестно показывающим развитие советского оружейного производства.
Документальная повесть Г. Нагаева рассказывает о замечательном изобретателе и конструкторе Герое Социалистического Труда Георгии Семеновиче Шпагине. В книге раскрывается процесс формирования характера рабочего-изобретателя, его постепенный рост как человека, всю свою жизнь посвятившего созданию оружия для воинов Советской Армии. Главное в повести — показ творческих поисков конструктора в период создания им важнейшего изобретения — автомата ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), хорошо знакомого каждому участнику Великой Отечественной войны.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.