– Старость, а Старость, не задохнулась в бутылке-то?
– Да нет, устроилась недурно.
– Выходи, поговорим немного, на душе муторно что-то.
– Переутомился вчера, да и погода к вечеру испортится.
– Не говори, дожди в этом году часто идут.
– А помнишь, перед войной какое жаркое лето было?
– Как не помнить, тогда в деревне семь домов сгорело.
– Да, да, ты еще едва не погиб, когда крыша рухнула.
– Опалило меня на том пожаре. Хорошо еще, ветер утих, а то бы вся деревня занялась.
– Дома-то раньше, какие были? Солома на крыше, сено у дома, брось искорку, оно и пошло гулять.
– Слушай, а ты за мной никак всю жизнь ходишь?
– Да что ты, где уж за тобой в молодости угнаться было?
– Это уж точно, на месте посидеть я не любил. А бегал быстрее всех в деревне. Мы однажды к леснику на пасеку забрались.
– Меду, что ли, захотелось?
– Да какой там мед, где нам, шпингалетам, было управиться с ульем? А ты не перебивай. Ну, так вот, забрались на эту пасеку, не успели и десятка шагов сделать, как выскочит на нас собака, здоровенная такая, я всю жизнь прожил, а таких не видывал.
– С перепугу чего не померещится?
– Может, и с перепугу. Мы наутек. Ребята по дороге побежали, а я по тропинке. Бегу, оглянуться некогда, а сам чую, что вот-вот клыки ее в спину вопьются. Почти до деревни добежал. Оглянулся, никого сзади. Потом оказалось, что собака за мной вовсе и не гналась.
– Трусоват был.
– Это я трусоват? Да в драках задиристей меня во всей деревне никого не было. А медалей и орденов сколько заслужил? А ты говоришь, трусоват.
– А внуку чего об этом не рассказываешь?
– У него другие интересы. На днях носился на встречу с чемпионом города по бегу. По вечерам слушает черт знает, какую музыку, на весь дом гремит.
– Может, отдохнешь?
– Какое там, бока от отдыхов болят, схожу в огород, глядишь, чего и поделаю.
– А мне куда, опять в бутылку?
– Чего уж там, забирайся на спину, не велика тяжесть.
Несмотря на летнюю пору, на улице было прохладно.
– Смотри, как за ночь все переменилось.
– И не говори, тучи низко идут, сейчас зарядит на недельку.
– Дождя-то не надо было бы, в деревнях самый разгар сенокоса.
– Нынче все техника работает, а мы на лошадях да руками убирали все.
– Убирать-то вы убирали, а к весне крыши раскрывали, скотину кормить нечем было.
– Не без этого, а работали все же дружней.
– Баловства меньше было, вина не пили.
– Про баловство не скажи, чего только не вытворяли? Помнишь, как Груню в бане перепугали? А кадушки с водой опрокидывали?
– Ты уж припомни молоко, которое из колодцев таскали и пили.
– Молоко что, а по садам как лазили? Нет, шалишь, творить мы тоже умели не хуже, смекалки больше было в нашем баловстве.
Они замолчали. Дед Матвей присел на полусгнившую лавчонку, когда-то им сделанную, тяжело вздохнул.
– Раньше вы сами придумывали себе занятия, а сейчас за них кто-то думает.
С неба упали первые капли дождя.
– Пойдем, пожалуй, а то намокнем, дочь браниться будет.
Тяжелой старческой походкой брел дед Матвей к дому. Его спутницу не было видно со стороны, только голос время от времени напоминал о ее присутствии.
К вечеру семья собралась. Дочь приготовила ужин, уселась вязать носки. Зять уткнулся в свои газеты, а внук включил телевизор.
– Чего в газетах пишут? – обратился дед Матвей к зятю.
– Возьми и почитай.
– Чего на работе нового? – обратился к дочери.
– Отстань, хоть дома-то, от этой работы.
Подошел к внуку, попробовал погладить по голове.
– Дед, отвяжись, самый интересный момент.
Вздохнул старик и побрел в свою каморку.
– Старость, а Старость, не спишь еще?
– Да нет, не сплю.
– Чего делаешь?
– Скучаю.
– Вот и я так. Жду их целый день, а придут, и поговорить не с кем.
– А чего им с тобой говорить?
– Скажешь тоже, чай родные.
Дед Матвей подошел к окошку.
– Город-то как расстроился, скоро к нам в деревню приедет.
– Сейчас быстро строят, дома вон какие огромные.
– А жилья все равно не хватает.
– Привыкли просторно жить.
– И то верно. У нас одна изба была, сколько в ней народу помещалось, и места всем хватало.
– Чего ты свою жизнь с теперешней сравниваешь?
– А как же не сравнивать? Пожалуй, в нашей жизни не меньше хорошего было. Во всей деревне нас несколько человек осталось, кто это время помнит. А уйдем мы?
Ничего не ответила Старость.
Проходил как-то я мимо того дома. Видел одинокую сгорбленную фигуру, даже слышал их разговор. Многое в воспоминаниях показалось мне родным и знакомым. Жаль, очень жаль, что не слышал всего этого внук.
А вдруг не услышит никогда, не успеет?
И сердце сжала горькая обида за него, за таких как он.