Дедушка, не спи! - [27]

— Нет, дружбан, — перевел я. — Только сам! Бросай!

Миша резко вытянул руку, и птицы вспорхнули с карниза.

— Медленнее. Ты их напугал!

Он отступил назад.

— Они улетели.

— Они вернуться, — заверил я. — В следующий раз не маши руками. Хлеб нужно отдавать, а не бросать. Голуби бояться резких движений.

Я убедил его потерпеть пару минут и потом сказал:

— Положи мякоть на карниз.

Миша отщипнул несколько кусочков и положил их на карниз.

— Теперь жди.

Я отошел вглубь балкона, чтобы создать для птиц спокойную обстановку. Несколько голубей приземлились на карниз справа от нас. Самые смелые стали подходить к хлебным крошкам. Звук их коготков был подобен трещотке. Голуби с опаской смотрели на нас.

— Клюет! — воскликнул Миша, когда первый, самый отважный голубь схватил крупный кусочек хлеба.

Проглотить его он не смог, но кусочек разломился, и на крошки бросились другие.

— Жадные, — заметил Миша.

— Еще бы. Это же еда!

Я отдал ему свою корку хлеба и посоветовал двигаться плавно и медленно. Как Миша не пытался это сделать, голубей он снова спугнул. Но не надолго. Птицы вернулись на карниз. Раздался стук коготков, который нас рассмешил. Первые голуби делали несколько семенящих шагов вперед, после чего пытались остановиться, поскальзывались, потом, словно осознав, что опасности нет, делали еще несколько шажков. И так, будто в ускоренной съемке. Голуби, что стояли позади, толкали тех, что стояли впереди, и куча мешалась. Все семенили и стучали по карнизу, от чего тишина за окном превратилась в рокот.

Миша бросил последние куски. К тому времени количество голубей достигло десятка полтора. Со стороны главного корпуса к нам летели другие птицы. Пестрые и синие. По левую руку образовалась еще одна стая, но хлеб закончился. Миша положил обе корки на карниз и стал наблюдать, как голуби боролись за еду. Их было так много, что карниз под нашими окнами исчез. Вместо белой жестяной поверхности разверзлась разноцветная волна перьев.

— Ты доволен? — спросил я его.

— Да, — он потер красные щеки, не спуская глаз с птиц. — А это самые голодные или самые смелые?

— Не знаю. Наверное, и те и другие.

— Я бы тоже хотел стать птицей, — сказал он. — И научиться летать.

— Я думаю, найдется не мало птиц, которые хотели бы стать людьми. Они могли бы есть в любой момент, — немного погодя, я подумал и сказал. — Хотя мы сейчас тоже… в каком-то смысле птицы.

— Да, — согласился Миша, и мы засмеялись.

Глава 10 Рома Сантист

Дедушку выписали из больницы в апреле. Врачи запретили ему употреблять спиртное и курить больше двух сигарет в день. Он дал искреннее обещание, что не возьмет в рот ни капли и в первый же день откупорил очередную бутылку. Виски принес ему Паша Мордаков. Я видел эту сцену. Мордак дождался командира роты возле канцелярии, протянул передачку и попросил «подмениться». Мой дед заглянул в пакет и ответил, что, конечно же, найдет «подмену» своему лучшему курсанту. Потом дверь закрылась.

Я не пытался его остановить. Сегодня или завтра, он все равно напьется. После шестидесятого дня рождения в человеке сложно исправить укоренившиеся привычки.

Рома Сантистойков переехал к нам в том же месяце. Благодаря Игорю, он заимел ключи от нашего кубрика гораздо раньше, чем перенес свой чемодан. Я вставлял палки в его колеса, как мог. Нашел лазейку и прикрывался тем, что у него нет разрешения на переселение от командира роты. Сантист побаивался, что я могу поднять шум и изо всех сил давил на Игоря, чтобы тот решил этот вопрос через старшину. Ему было невдомек, что мой дед только и ждaл, когда наш кубрик обзаведется еще одним придурком.

Конечно, в чем-то Сантист был прав и шел на риск. Смена места жительства представляла собой не малый переполох, связанный с тем, что командир очень редко давал на это добро. Для него было удобнее выселить человека на улицу, чем дать переехать в другой кубрик. То была часть программы «воспитания». Ты должен терпеть. Только так в тебе будет накапливаться сила. До поры до времени я справлялся со своей задачей, но натиск старшины роты все же оказался сильнее. Сантист переехал к нам, и жизнь в кубрике стала совсем другой.

Рома Сантистойков жил в городе, но, не смотря на то, что все местные после вновь введенного вечернего построения уходили домой, он и Игорь зависали в кубрике до поздней ночи. Они вместе посещали спортивный зал, вместе ходили на ужин, вместе курили на балконе, рассказывая друг другу о своих девушках. Некоторые истории я слышал по несколько раз, что, впрочем, не мешало ребятам насмехаться над своими приключениями. Особенно интересными истории становились за бутылкой пива. Иногда я даже не мог сосредоточиться над курсовиком, из-за которого всю первую неделю апреля проспал в кубрике.

Это время ничем особенным не запомнилось, если не вспомнить истории ребят. Сантист был шумным и пылким, но первое время он больше смешил нас забавными приключениями в рощах, парках, закрытых двориках, пляжах, дренажных трубах и других местах, куда ему удавалось затащить пьяных подруг. По своим рассказам Игорь был все-таки более привилегирован к романтической любви и заметно отстал от своего друга. Как мне казалось, Игорь вообще не спешил за ним гнаться. Его устраивало то, что у него было.