ДЕДские народные сказки, или Были-небыли про то, где были — не были - [41]

Он, выстругав кое-как только одну стрелу, уже завалил стружкой весь двор. А надо ж было — хоть несколько.

Впрочем, и одну-то еще предстояло до конца довести. Для чего требовался наконечник, который изготавливался из консервной банки. Но тоже дед несколько банок перепортил, прежде чем у него получилось более-менее. Да и то… Между тем когда-то — запросто. А теперь — не загибается жестянка, как надо, и все тут! Видать, какой-то был технологический прием, но забылся напрочь. И руки, которые якобы могут что-то такое помнить помимо головы — нет.

Видать, слишком много времени прошло. Вот если бы дед сыну своему луки мастерил, то, может, теперь было легче. Но у деда сыновья вообще никогда не получались.

Наконец была готова и стрела. И внук незамедлительно приступил к баллистическим испытаниям. Сперва — на втыкаемость и на целкость. Стрела легко вонзилась в нужную доску забора, и даже ее кончик вибрировал по-настоящему. Тогда Иванушка вышел на улицу и запулил вертикально. На — взлетаемость. Стрела взлетела высоко и упала на лужайку возле дома, довольно глубоко уйдя в грунт. Потом был выстрел на улетаемость. И стрела улетела далеко. Так что ее не удалось найти.

Однако за это время была готова — вторая. Мастерство росло не по дням, а по часам, и руки, кажись, все-таки что-то помнили.

Вторая стрела упала к соседям в огород, Иванушка и дед очень вежливо попросили соседей поискать, соседи нашли, но предупредили, укоризненно глядя деду в глаза, что — первый и последний раз. Поэтому когда стрела упала к ним на крышу, дед кротко вручил внуку — третью.

— Иди-ка ты, Иванушка, уже в чистое поле. Ты ведь туда собирался. А я сделаю тебе еще пару штук, и все. Видишь, мозоль какая. Кровавая. Щ-щас прорвется, дак…

И пошел Иванушка в чистое поле. В смысле, на пустырь, где раньше стояла какая-то воинская часть, которую потом расформировали и военные, побросав весь хлам, разъехались кто куда, но оставшееся пространство, наверное, так и числилось за их ведомством. А дед, доделав стрелы и прорвав-таки мозоль, пошел отдыхать, потому что устал, как собака.

Но только он задремал, слышит — Иванушка. Да и не один. С девушкой годов пяти. Принцесса не принцесса, но — ничего. Во всяком случае, одета чистенько, и сопли под носом не блестят. И, кажется, некурящая. Хотя что из нее вырастет, с определенностью, конечно, не скажешь, однако — не лягушка-квакушка, точно.

— С кем это ты, Иванушка?

— Дед! — А у самого глаза — «по семь копеек». — Дед, это — Лиза!

И дед аж вскочил на диване. Но тут же охнул, за поясницу схватился, в глазах потемнело.

— Лиза — это! — повторил внук, думая, что дед все позабыл.

Но дед ничего не позабыл. Бедную Лизу из Антарктик-Сити, которая им обоим очень нравилась, но с которой ни у деда, ни у внука ничего серьезного в силу возрастных причин быть не могло, никогда ни на миг не забывал.

— Вижу, — молвил наконец дед, когда боль слегка отпустила. — Проходи, Лиза. Сейчас мы будем пить какао. Ты любишь какао, Лиза?

— Не знаю. Мы дома его почему-то не пьем, — ответила смущенно девочка, но прошла в комнату.

И деду все в ней понравилось. И голос, и смущение, и непосредственность, с которой она в чужой дом вошла. К мужчинам. Хотя на ту Лизу она нисколько не походила. Ну, нисколечко. Потому что имела типично азиатский тип внешности и фамилию «Судзуки». Лизавета Судзуки. В чем после всемирного Потопа ничего странного нет. Как и во многом другом.

Сели пить какао. Стали разговаривать. Дети — просто так, а дед — чтобы все разузнать и выведать. А потом выводы сделать. И обобщения, если получится.

— Дед, я две стрелы потерял. Но последняя — вот! Лиза подобрала. Я, представляешь, чуть ее не подстрелил!

— Это большое счастье, что — чуть. А то нам бы… Мог бы и международный скандал выйти… Лиза, а у тебя наше гражданство есть?

— Откуда? — девочка тяжко вздохнула. Как маленькая, уставшая от жизни старушка.

— А что — так?

— Да мама с папой пробовали, но это очень-очень сложно. И если даже — то нескоро.

— Хм-м… Точно. У нас, как говорится, имеет место быть… А кто твои мама с папой, девочка, в смысле, чем занимаются?

— Папа — инженер. А мама — учительница. В школе японский преподает. Только, говорит, часов мало, поэтому и денег…

— Но папа-то хорошо зарабатывает?

— Папа — хорошо! Но тоже мало.

— Ясно. Все ясно… А что поделаешь — трудные времена. Может, скоро полегче станет… Извини за бестактность, но многие ваши назад уехали, когда мы земную ось правили…

— Нам тогда не хотелось. Но теперь, наверное, уедем скоро. Правда, пока окончательно не решили, но…

— Уедете? — вздрогнул Иванушка.

— Еще не точно…

— Да, от вашей прекрасной страны мало осталось. Мы, правда, чисто по-русски поделились с вами как с погорельцами, чем могли, хребет Сихотэ-Алинь — чуть не весь, что поболе несчастных Курил, а про нас все равно… Хотя — замнем…

— От нашей прекрасной страны, которая была и так небольшая, остался один архипелаг. Вроде Курил бывших. А Сихотэ-Алинь… Нет, спасибо, конечно, только там все чужое… Так, во всяком случае, папа с мамой говорят. А они мне добра желают… — Пожалуй, это была и впрямь маленькая, но изрядно пережившая старушка. Каких немало и в иные, более стабильные времена.