Дедейме - [7]
– Как ты, родная? – спросил он.
– Хорошо, – ответила Шекер, опустив голову, – а ты… а вы?
– Неплохо…
Шекер дрожала, и у нее колотилось сердце. Она так долго ждала этой встречи, и вот отец стоит перед ней и она не знает, что сказать. После небольшой паузы Шекер спросила:
– А вы одни? Киры не будет?
Шекер очень хотела узнать, будет ли Зина, ее мать, но не знала, как назвать ее правильно – Зина или мама, – поэтому решила узнать, будет ли на празднике ее родная сестра Кира, вторая дочь Довида и Зины. «Если будет Кира, будет и мама», – подумала она.
– Кира… да… – начал Довид, – они, не знаю…
Тут их разговор был прерван. Подошла Ханна и, тяжело взглянув на Шекер, увела Довида.
– Ну что, не придет Зинка помогать, нет? – спросила Галя номер один, не расслышавшая, придет ли жена Довида.
– Придет, наверное, как и все гости, часам к пяти, – ответила ей Галя номер два.
– Вот белоручка! Мы с утра вкалываем, а она придет, вся расфуфыренная, – пить, есть, танцевать. Никакой совести нет! – стала возмущаться Галя номер один.
– Я за нее здесь работаю, разве этого недостаточно? – ответила невесткам Шекер и, поняв, что тон ее высказывания оказался неожиданно грубым, поспешила исправить положение, добавив: – Нас же и так здесь много, больше людей на кухне не поместится.
Но было поздно. Невестки переглянулись и сжали губы. А когда пришла Ханна, пожаловались ей на грубость Шекер: слишком много себе позволяет, если так пойдет и дальше, ничего хорошего из нее не вырастет!
Ханна ревностно следила за поведением Шекер, внушала ей страх перед взрослыми и считала, что лишь повиновение сделает из нее человека. Нагрубить старшему было преступлением, на грубость и злость было наложено строжайшее табу. Грубость означала своеволие, а это может привести к тому, что Шекер в любой момент возьмет и уйдет из дома – от нее всего можно ожидать. А сегодня Шекер не просто нагрубила, а сделала это для того, чтобы защитить Зину. Это намного хуже. Страх Ханны, что Шекер, не будучи ее родной дочерью, не сможет сдержаться и сбежит к Довиду и Зине, возрастал с каждым днем. Чем старше становилась девочка, тем отчетливее понимала Ханна – что-то не так. Ее опасения подтвердила Митрофановна, брякнувшая, что девочку нельзя держать на цепи, как собаку, она рано или поздно уйдет. Митрофановна считала, что это нормально: любовь к родителям неподвластна логике. И хоть Шекер никогда о них не говорит, она, Митрофановна, знает точно, что она их любит и очень по ним тоскует.
Этот разговор напугал и озадачил Ханну. Она считала, что сделала все для счастья девочки, даже больше, чем делала для собственных детей: покупала ей лучшую одежду, ни в чем не отказывала, отправила в музыкальную школу, хорошо платила врачам, когда та болела… И, несмотря на все это, она хочет к родителям?
Да, Шекер в последнее время замкнулась в себе и практически не разговаривала. Ханна считала это признаком хорошего воспитания: девочка выросла скромной. Ведь молодой особе на выданье не полагается много болтать, она должна быть покладистой, мягкой, послушной. Уважать родителей и не перечить им, а потом, когда выйдет замуж, подчиняться воле мужа. Она хорошо воспитала Шекер и не могла допустить и мысли о том, что у внучки могут быть мысли о побеге, желания, которые она, Ханна, не может контролировать. Но что можно сделать теперь, когда известно, что Шекер не так проста, как кажется? Запретить ей видеться с родителями? Для этого пришлось бы навсегда закрыть двери дома для Довида, ее любимого старшего сына. Этого она не сделает никогда. Поэтому, раз ничего другого не оставалось, она решила по максимуму ограничить их общение, держа под контролем Шекер.
Пришли музыканты, расставили инструменты на импровизированной сцене. Зазвучали первые аккорды лезгинки, женщины поспешили в дом приводить себя в порядок и переодеваться в праздничные одежды. Шекер решила надеть свой любимый наряд – красное атласное платье длиной чуть ниже колена с белым бантом в области сердца. Встала у зеркала, разделась, распустила косу – решила, что с распущенными волосами все-таки лучше. Открыла шкаф и ахнула. Как такое возможно? Она точно помнила, что еще утром платье было здесь! Обыскала всю комнату, заглянула даже под кровать – но платье не нашлось. Не было и белых туфель, которые она всегда надевала к этому платью. Собрав волосы в хвост, она облачилась в свой старенький халат, в котором помогала на кухне, и выбежала во двор. Надо найти Ханну или Митрофановну – может, это они забрали ее платье? Может быть, не знали, что именно его она хотела надеть?
Двор начал заполняться людьми. Мужчины, женщины и дети в нарядных одеждах рассаживались за накрытыми столами. Шекер было стыдно и неловко ходить среди нарядных людей в халате, она боялась, что Ханна ее отругает, если увидит в таком неподобающем виде. Она судорожно искала глазами Митрофановну, но той нигде не было. Втянув голову в плечи, Шекер побежала на кухню. Ханна, давая указания кухаркам, жестом позвала девочку. Спеша оправдаться, Шекер опередила бабушку:
– Мама, я не могу найти платье, но точно помню, что оно утром висело в шкафу. Ты не видела Митрофановну, может, она решила там что-то подшить?
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.