Дедейме - [6]
Девочка сделала театральную паузу, все захлопали, а Натан потребовал налить еще по рюмке водки каждому. Обняв Мину за плечо, он спросил:
– Ты кто по национальности?
– Русская, – ответила девочка.
Все засмеялись.
– Ты кем будешь, когда вырастешь?
– Президентом Ельциным!
Сидящие за столом стали смеяться, шептаться, а кто-то даже захлопал.
– Умная она очень, дочка моя младшая, не то что нынешние лоботрясы. Вырастет, в МГИМО устроим ее.
Мина, смеясь беззубым ртом, закивала и преданно, как собачка, посмотрела на папу-дедушку.
– Нос-нос-нос, – стал манить дедушка, это значило, что он будет касаться рюмкой ее носа перед тем, как выпить. – Ну все, все, иди к матери.
Мина послушно ушла на кухню. За мужским столом не осталось и следа от былой грусти. Все смеялись, шутили, хлопали друг друга по плечу. Тем временем вернулась Эрке с большой клеткой в руке – в ней сидел щенок немецкой овчарки. Она осторожно вынула его из клетки, поднесла к отцу и сказала, что этот щенок – сын Мухтара, внук Цыгана, и это подарок отцу на день рождения, и что теперь он может не бояться, если Цыгана вдруг не станет, у него есть еще один. Новый Цыган был единогласно признан таким же красивым, как и его дедушка.
После завтрака отец зашел в дом отдохнуть и переодеться, а сыновья взялись за мужскую работу – мыли из шланга двор, расставляли столы и лавки рядами, относили тазы и сумки с продуктами женщинам на кухню. Во дворе поставили магнитофон с громкой дагестанской музыкой, и женщины время от времени прерывали готовку и танцевали лезгинку, приглашая мужчин составить им пару в танце. В доме воцарилась атмосфера веселья.
Довид пришел около трех. О его приходе Шекер было известно еще до того, как она его увидела. Женщины зашушукались, и Ханна стрелой вылетела из кухни. Поцеловав сына, она пошла звать мужа. Довид зашел на кухню с двумя солидными мужчинами в дорогих костюмах и, бросив «всем привет», стал рассказывать гостям, кто есть кто: вот мои сестры, жены моих братьев, повар… О Шекер ни слова, как будто она – тоже кто-то из перечисленных, сестра, невестка, повариха… Шекер смотрела на Довида и не могла отвести глаз. Но он даже не взглянул на нее. Впрочем, его взгляд не задерживался ни на ком дольше секунды, а будто охватывал всех целиком. Возможно, он просто не успел рассмотреть каждого по отдельности, потому что его сразу позвал отец. Натан уже успел одеться и побриться к празднику, и от него пахло одеколоном. Довид представил отцу своих спутников – это были известные политики из Москвы. Гостям накрыли чайный стол: урбеч[8], пахлаву, айвовое варенье, сухофрукты и вазу с импортными конфетами.
– Ну что, как там Москва поживает? – спросил отец гостей. Повисла пауза и, не дождавшись ответа, Натан продолжил: – Как там Ельцин? Скажу вам честно, я его не одобряю. Раньше одобрял, а теперь – нет. Мы ничего хорошего за два года его пьяного правления не увидели. Непонятно, что творится, раньше был один хозяин, а теперь их десятки и сотни. Вот я, к примеру. При советской власти я был директором универмага, директором с большой буквы, начальником! Никто мне не указывал, что делать и как. Меня могли посадить, но это другой вопрос. А теперь – можно все, но ничего нельзя. Универмаг купили какие-то бандиты и делают там что хотят. И я у них бобик на побегушках! Товара полно, а толку – ноль. Денег все равно ни у кого нет.
– Папа, ну что же ты молчал?! – с пафосом спросил Довид. – Если бы я знал, что у тебя проблемы, я бы уже давно купил этот универмаг с потрохами. Завтра же займусь…
От этого обещания Натан повеселел. Он уже давно хотел попросить Довида уладить его вопросы на работе – договориться с новыми хозяевами магазина, но нельзя же просить о чем-то сына, с которым находишься в ссоре.
– Да, сейчас сложные времена, – согласился сидевший справа коренастый мужчина в белом льняном костюме. – Реформы всегда сложно даются…
– Реформы! Да на что нам эти реформы сдались? Демократия, бог знает что. Во что мы превратились? Раньше Карпова с Каспаровым хоть по телевизору показывали, а теперь – одних голых девок. Я за Ельцина болел, думал, он сделает лучше, а стало только хуже. Сейчас вообще непонятно, что творится. России нужна твердая рука, Сталин бы такого не потерпел!
Мужчины переглянулись, а Довид, поняв, что отец подвыпил, предложил сменить тему и сыграть в нарды. Все закивали. Играть с Натаном вызвался самый старший из гостей – седовласый Владимир Николаевич. Оставив отца, Довид направился на кухню. Он хотел узнать у матери, сколько человек будет на празднике и придут ли музыканты, но первой на глаза ему попалась Шекер. «Как же она стала похожа на мать!» – подумал Довид, поздоровался с дочерью и обнял ее.
«– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила…».
«У Конрада Фольксманна, молодого человека тридцати шести лет от роду, в отличие от большинства его сверстников, была цель – стать канцлером Германии. Он уже не помнил, когда ему впервые захотелось этого: то ли когда он прочёл биографию Конрада Адэнауэра и захотел стать похожим на него; то ли когда он вместе с матерью вышел на уличную демонстрацию и, скандируя лозунги за объединение обеих Германий, прошёл насквозь их тихий городок Альтенбург, что к востоку от Лейпцига; то ли когда всего через несколько дней после демонстрации, в которой и он принимал участие, рухнула Берлинская стена, и он осознал, что и он может влиять на политическую жизнь страны…».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.