Дед Пыхто - [6]

— Околеем, околеем, а потом повеселеем!

Главный слон цыкнул на них и посадил на спину мартышку, которая давно уже порывалась что-то сказать, но ей все не давали. Она с трудом отвернула слоновье ухо и, пронзительно пища, зашептала:

— Я вспомнила, вспомнила! Моя мама была путешественница, она посетила все зоопарки мира! Но у нее был очень неуживчивый характер, попросту говоря, моя мама была очень вредная мартышка, и даже мы, ее дети, понимали это. Она всех директоров зоопарка кусала за нос, и ее тотчас же отправляли на родину. И нас она все время кусала и била плетками из лиан. Но дело прошлое, как говорим мы, мартышки. Кто старое помянет, тому глаз вон.

Главный слон неожиданно визгливо рассмеялся, ухватил хоботом мартышку за шиворот и потыкал ею в огромное волосатое ухо.

— Все ухо исщекотала своим писком. Потише верещи, это тебе не джунгли, — он снова посадил мартышку на спину. Мартышка огладилась, оправилась от испуга. Пальчиком погрозила слоновьему затылку и, как ни в чем не бывало, пронзительно пища, зашептала:

— Так вот. Моя мама, когда была в хорошем настроении, рассказывала, где что видела. Ну, и конечно, где что слышала. Как сейчас помню, она говорила однажды: «околеем» на чело веческом языке значит — «умрем», люди этим словом называют звериную смерть. Моя мама добавляла при этом, что своими глазами видела…

Главный слон сбросил мартышку со спины.

— Болтунья, балаболка зловредная! — гневно затрубил слон. — Не слушайте ее, звери добрые! Я хорошо знал ее мать, ни одному слову нельзя было верить.

Тут подал голос старый, облезлый, грустный павиан.

— Из-з-вините, что я з-заикаюсь. Я м-много жил и м-много видел. С-смею уверить в-вас, что в чужой стране — чужая г-гра-мота. Г-главное, з-знать г-грамоту. К сожалению, я з-знаю только несколько букв из-з нескольких языков. А в С-сибири нам может пригодиться буква «Мэ». С-с вашего позволения, дорогой Слон, я покажу ее.

Главный слон понятия не имел, что такое «язык» или «буква» — он вырос без отца и без матери, работать пошел с двух лет и потому никогда и ничему не учился. Но у него был трезвый практический ум, который не противился новому, если это новое не угрожало интересам Главного слона. Поэтому он разрешил павиану:

— Валяй.

Павиан показал и продолжил:

— С буквы «Мэ» н-начинается три з-замечательных слова? «МЯСО», «МОЛОКО», «МОРОЖЕНОЕ». Что такое «мясо» и «молоко», прекрасно знают все здесь плывущие. М-мороженое же — у-удивительная, восхитительная вещь, хотя я ее никогда не ел. Но по древним преданиям нашего рода, лучше м-мороже-ного нет ничего на свете. С-смею надеяться, что буква «Мэ» пригодится нам в Сибири, вы уже будете знать, что просить и с какой буквы. М-может, м-мы, мы пробуем мороженого. Извините, забыл сказать: в Сибири слово «п-попробуем» говорят как «мы-пробуем», павиан поклонился и замер в ожидании: что-то скажет Главный слон?

— Толково, старина, толково. Хвалю. — Главный слон в задумчивости покачал хоботом. — Котелок у тебя варит, ничего не скажешь. Да —…Мне бы грамотешки побольше, горы бы свернул… Но, Павиаша, все одно — не забывайся, — Главный слон хлопнул павиана хоботом по плечу, тот сморщился от боли, но тут же взял себя в руки и грустно улыбнулся.

Главный слон прищурился, напряг в раздумье мощный лоб, подумал, подумал и приказал:

— Всем запомнить букву «Мэ». Сам проверять буду. — Тяжело вздохнул, особо обращаясь к своему сыну, слоненку Пуа:

— Учись, мой сын. Наука избавляет от глупостей быстроте кущей жизни.

Так и плыли: запоминали букву «Мэ», изредка играли в чехарду, заучивали песни, залетевшие на плот со встречных кораблей:

Ты, морьяк, калоший сам собою,

Тебе, морьяк, от рогу двадцать лет…

По морям, по волнам,

Ужин здесь,

Завтрак там.

По  морям, морям, морям, морям,

Эх, буква «МЭ», эх буква «НЯМ»!

За время путешествия на плоту появились два новых пассажира, два жирафленка, увидевшие свет недалеко от берегов Сибири. Они очень походили на свою маму жирафиху и на папу жирафа — такие же длинношеие, такие же пятнистые, с такими же черными, грустными глазищами. На зверином совете под председательством Главного слона жирафлят окрестили и дали им имена. Одного назвали крошкой Сиб, другого — крошкой Ирь. Мама жирафиха часто теряла их и бегала по плоту, испуганно звала:

— Ау, крошка Сиб! Ау, крошка Ирь! Куда же вы пропали? Ау, Сиб, Ирь! Немедленно домой!

Однажды мама жирафиха вот так же искала жирафлят, звала их: «Сиб, Ирь, Сиб, Ирь», а на горизонте появился зеленый холмистый берег. Мама жирафиха первой увидела его и, забыв о жирафлятах, закричала:

— Вижу Сибирь! Вижу Сибирь!

ВСТРЕЧА

На сибирском берегу к встрече чужестранцев готовились загодя. Главный медведь вызвал барсука и сказал:

— Вот что, Петя. Ты у нас художник, талант. Давай-ка, со чини какой-нибудь плакат, чтоб душевно гостей поприветствовать. Ну, не мне тебя учить.

Барсук достал пенсне из кармана кожаного фартука, подышал на стеклышки, протер их, но пенсне нацеплять раздумал. Чего доброго, упадет в траву, потом век не сыщешь, — и важно сказал:

— Сообразим.

Соображал барсук долго — три дня и три ночи — но ничего умного в голову не приходило. Кстати, голова у него так разболелась. что от маленького треска или шороха раскалывала^ на части. Барсук, тяжело сопя, собирал осколки головы, склеивал их смолой, а сверху присыпал порошком аспирина. Мучился барсук, мучился, и, наконец, сочинил плакат: