Дебюсси - [59]

«Дебюсси… считал себя униженным, если его называли профессионалом, в то время как он хотел сохранить аристократическую позицию дилетанта. Он инстинктивно отвергал всякое объединение единомышленников, даже в случае, если оно вызывало всеобщее одобрение», — писал Венсан д’Энди.

Дебюсси раздражала недоброжелательная критика, но не меньше он злился и на так называемых дебюссистов, которые, как он говорил, «убивали» его.

Опера «Пеллеас и Мелизанда» стала значительной вехой в истории музыки в частности и французского искусства вообще, о чем напомнил 20 лет спустя французский художник-символист Морис Дени:

«“Пеллеас и Мелизанда” — это волшебство искусства. Дебюсси сочинил эту оперу для нас и наших потомков. Символистская эстетика, поэзия предчувствия, столь дорогая сердцу господина Бергсона[109], который только начинал в ту пору свою карьеру. Это искусство, которое призывает и побуждает, вместо того чтобы пересказывать обыденное. Это воплощение лиризма, который поэты и музыканты старались выразить в своих произведениях. Это восхитительное идеалистическое движение 1890 года. Это Дебюсси. Ему принадлежат главные музыкальные произведения того времени. Гений Дебюсси заставил мир признать их»[110].

УСПЕХИ И СОМНЕНИЯ ФРАНЦУЗСКОГО МУЗЫКАНТА 1902–1903

Меня называют революционером, но я не придумал ничего нового. Я всего-навсего представил по-другому старые вещи. В искусстве нет ничего нового.

Из интервью Дебюсси газете «The American». Ноябрь 1908 года

Успех «Пеллеаса и Мелизанды» напомнил издательскому дому Дюрана о существовании Дебюсси. 16 мая композитор продал ему права на «Пять стихотворений Бодлера» и кантату «Дева-избранница» (переложение для голоса и фортепиано) за тысячу франков. Эта сумма значительно превышала гонорары, которые выплачивались за предыдущие произведения композитора. Что же касалось партитуры «Пеллеаса и Мелизанды», то, невзирая на финансовые соображения, Дебюсси решил оставить права на это произведение за собой и опубликовать его как подписное издание. Позиция эстета, которой придерживался Дебюсси, обязывала, но он хранил ей верность до тех пор, пока суровая жизненная необходимость, вызванная материальными трудностями, не призвала его к порядку. Творчество начало приносить Дебюсси прибыль. И все же музыкант был настороже. Он не желал, чтобы кто-то использовал его имя, и потому не принимал всерьез откровенную лесть некоторых почитателей его таланта. «Все эти люди исповедуют одну эстетику, формула которой выражается в определенных цифрах», — писал Дебюсси Андре Мессаже 9 июня 1902 года.

Андре Мессаже, который был старше Дебюсси почти на десять лет, сочинил к этому времени уже несколько опер и написал музыку к балетным спектаклям. Это не помешало ему одновременно руководить знаменитым оркестром. Дебюсси восторгался его талантом дирижера и имел с ним общие музыкальные вкусы и пристрастия, точно так же как в свое время с Шоссоном. Он доверял Мессаже в письмах самые сокровенные мысли, пока дирижер находился в Лондоне, выступая с оркестром в Ковент-Гардене:

«Вы будете осуждать меня за то, что я сентиментален как модистка. Однако должен признаться, ваше столь долгое отсутствие заставляет меня почти с болезненным нетерпением ожидать от вас писем».

«Я испытываю к вам чувство абсолютного доверия, что со мной случается крайне редко. Обычно я закрыт для общения на два оборота ключа. Есть вещи, о которых я никогда ни с кем, кроме вас, не говорил. И это все потому, что я ценю вашу дружбу так высоко, что это даже нельзя выразить словами… Не считайте это инфантильностью, ибо чувство, о котором я говорю вам, возможно, стоит на ступень выше, чем Любовь».

Весь май и июнь Дебюсси с нескрываемым недовольством следил за представлениями «Пеллеаса и Мелизанды»: «Я хочу, чтобы представления “Пеллеаса и Мелизанды” закончились как можно скорее! Впрочем, сейчас самое время. Эту оперу начинают воспринимать как репертуарное произведение! Певцы импровизируют, оркестр утратил легкость (он как бы играет на пределе своих возможностей). Пройдет еще немного времени, и возникнет необходимость отдать предпочтение “Белой даме”»[111]. (Письмо Дебюсси Роберу Годе от 13 июня 1902 года.)

После лихорадочной суеты и волнений, пережитых за последние недели, Дебюсси, похоже, чувствует себя морально опустошенным: «На меня свалилась такая свинцовая усталость, что это уже похоже на неврастению, болезнь надуманную, в которую я не верю».

13 июля он отправился на неделю в Лондон, чтобы увидеться с Мессаже и Мэри Гарден. Он радуется встрече с друзьями, но скучает по Лили, о чем пишет ей в своих письмах. Его чувства к ней нисколько не остыли со времени их свадьбы. Возвратившись в Париж, Дебюсси застает жену в тяжелом состоянии: у нее приступ желчнокаменной болезни. Немного погодя он отправляется вместе с ней погостить у ее родителей в Бишене и задерживается там до середины сентября. Несколько недель Дебюсси отдыхал и бездельничал, и за это время ему удалось забыть все тревоги и волнения, связанные с «Пеллеасом и Мелизандой». О новом проекте он пока серьезно не задумывался и писал по этому поводу Андре Мессаже 8 сентября: «Начинать новое произведение, как мне кажется, равносильно прыжку, совершаемому с риском сломать себе шею».