Дебри - [12]

Шрифт
Интервал

Когда часть толпы влилась в темное нутро дома, давление тел на него на секунду ослабло. Потом снова усилилось, и его внесло волной на крыльцо следующего дома. Эта дверь тоже рухнула, и давление опять на миг ослабло. За криками Адам услышал одинокий вопль изнутри дома, высокий и чистый.

И рокот толпы внезапно смолк, как будто все одновременно восхитились неподдельной красотой этого звука. Еще мгновение после того, как вопль смолк, висела в воздухе восхищенная тишина. На смену ей пришел нарастающий гортанный рев. Затем раздался женский крик:

— Бей ниггеров! Бей их!

Когда разлетелась следующая дверь, Адам обнаружил, что его относит к правой стороне улицы. Он услышал, как взломали ещё одну дверь, и крики. В мерцающем свете факелов он увидел тело, человеческое тело, живое и отбивающееся, оно продвигалось от дверного проема над головами толпы, передаваемое, поддерживаемое и переворачиваемое десятками рук, как щепка в сточной канаве. Поток втянул тело в себя, вглубь.

Еще одно тело было поднято в воздух, потом ещё одно, последнее — вот оно совсем рядом — вращается над ним, крутится в замедленном ритме. В свете факелов Адам на миг увидел черное лицо и белки широко распахнутых глаз. Потом лицо перевернулось. Потом возникло прямо над его головой.

Давка по непонятной причине на секунду ослабла, толпа отпрянула, чтобы освободить немного места, и образовавшаяся воронка всосала тело. Оно легло к ногам Адама Розенцвейга — и пошла работа.

Женщина рядом издала пронзительный крик, долгий победный клич, нагнулась, вонзила свой нож в бедро лежащего человека, не слишком глубоко, и с силой дернула вниз. Адам услышал звук, с каким лезвие (нож был небольшой, немногим больше ножа для чистки картофеля, будто в спешке схваченный с кухонного стола — первое, что подвернулось под руку) вспарывает ткань брюк. Сам человек смотрел вверх и не проронил ни звука.

— Бей ниггеров! — крикнули из-за спины Адама.

Обернувшись, он увидел, что это кричала большая женщина со всклоченными рыжими волосами.

И тогда дюжина людей, мужчин и женщин, потянулись к телу, стараясь достать его ножом, кулаком, ногтем, палкой или камнем. Но их было слишком много, и от этого снижался эффект. Они мешали друг другу. Они проталкивались и протискивались. Они изрыгали проклятия и бранили друг друга. Один человек поднял окровавленную руку. Какой-то сукин сын меня порезал, пожаловался он. Нельзя ли поаккуратнее.

Нет, они не могли поаккуратнее. Они пихались и лезли вперед. Одного так толкнули, что он потерял равновесие и сел на ягодицы, ровно секунду его место в толпе пустовало, и в эту самую секунду Адам опустил взгляд в просвет и увидел, что лежащий на земле человек смотрит прямо ему в глаза.

До сих пор он стоял оцепенело, кровь стучала в голове, то и дело подкатывала тошнота, не хватало воздуха, руки и ноги были ледяными. Теперь же он, к своему великому удивлению, вдруг вцепился в ближайшие к нему склоненные плечи. Он бросил ранец и стал оттаскивать эти плечи, он выкрикивал: "Нет! Нет!"

Он кричал: "Остановитесь!" Он не допустит, чтобы в мире такое случилось. Он пытался вырвать нож из рук согнутого человека, который смотрел на него снизу вверх в беспомощном изумлении.

Потом человек начал сопротивляться. Он сказал, что это его нож. Он грубо обругал Адама Розенцвейга.

Но большая женщина со всклоченными рыжими волосами и разодранным платьем призвала к справедливости, закричав:

— Да черт подери, дайте же парнишке попробовать!

И владелец ножа получил пинок в зад грубым её башмаком.

— На-ко вот, держи! — сказала она, протягивая Адаму Розенцвейгу нож, не её собственный великолепный разделочный тесак, а другой, поменьше, но тоже вполне подходящий. Надо же, у парнишки даже ножика нет, а надобно, чтобы все было по справедливости, честь по чести, сказала она, уж она-то за этим проследит. У неё как раз оказался запасной инструмент.

— Бери! — убеждала она. — Бери, режь мясо!

Адам взял. Он почувствовал нож в руке. Толпа сомкнулась вокруг него. Десятка два людей снова попытались дотянуться до лежащего. Они давили на Адама, он согнулся, почти сел на корточки. Он увидел, как, устремившись вперед, сверкнул чей-то нож. Тихий и жалобный стон наполнил его уши, и вслед за ним — нарастающий гортанный рев. Он держал нож за рукоять. Он почувствовал, как напряглись мышцы. Почувствовал страшное возбуждение. Почувствовал желание ударить этим ножом. Он нагнулся, крепко сжимая рукоять, и понял, что ударит.

И тут к горлу подступила тошнота.

Он выронил нож. Кое-как удалось ему протолкаться назад. Кто-то втиснулся на его выгодное место. Он попал в боковой водоворот толпы. Его вынесло к только что выбитой двери. Вот он внутри дома. Узкая прихожая забита людьми. Он увидел рядом небольшую дверцу. Дверца подалась под его плечом, и он скользнул внутрь, в кромешную темень. По крайней мере, темень стала кромешной, когда дверь закрылась у него за спиной. Потом он упал.

Он понял, что упал с невысокой лестницы. Он не ушибся, поскольку внизу ткнулся в упругую мягкость человеческого тела. Ни вскрика, ни кряхтенья не последовало. Тело отшатнулось во тьму. Адам слышал, как оно дышит.


Еще от автора Роберт Пенн Уоррен
Вся королевская рать

«Вся королевская рать» современного американского писателя Роберта Пенна Уоррена – философское произведение, наполненное глубоким нравственным смыслом. Основная тема произведения – ответственность человека за свою жизнь и действия перед Временем и самим собой.


Ежевичная зима

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Память половодья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Место, куда я вернусь

Роберт Пенн Уоррен (1905–1989), прозаик, поэт, философ, одна из самых ярких фигур в американской литературе XX века. В России наибольшей популярностью пользовался его роман «Вся королевская рать» (1946), по которому был снят многосерийный телефильм с Г. Жженовым в главной роли. Герой романа «Место, куда я вернусь», впервые переведенного на русский язык, — ученый-филолог с мировым именем Джед Тьюксбери, в котором угадываются черты самого Уоррена. Прожив долгую, полную событий и страстей жизнь, Джед понимает: у него есть место, куда он вернется в конце своей одиссеи…Этот роман Роберта Пенна Уоррена в России ранее не издавался.


Свои люди

В книгу включены лучшие из рассказов Уоррена – весьма разнообразные, но всегда окрашенные глубоким психологизмом и тонкой иронией.


Приди в зеленый дол

Отображена стихия современного социально-психологического отчуждения.


Рекомендуем почитать
Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.