ДАзайнеры - [56]

Хьюман очнулся с ощущением специфического запаха, при ближайшем рассмотрении исходящего от цветного порошка, лежащего перед ним на доске и осевшего на его одежде и руках. Какой-то мальчик в темном балахоне сидел неподалеку и, держа на коленях что-то подобное, растирал порошок. Хьюман огляделся. Он находился в мастерской, заваленной банками, кистями и кусками полотен, на стенах висели масляные работы, подавляющая часть которых были незакончена. На мольберте в углу стояла небольшого размера картина, накрытая холстиной. Хьюман подошел к большому арочному окну и выглянул на улицу, где царило бурное оживление, производимое темпераментными громкоголосыми загорелыми людьми, активно жестикулирующими и заразительно хохочущими, казалось, по любому удобному поводу. Хьюман как бы невзначай решил заглянуть под тряпку на мольберте, но тут в комнату вбежал молодой человек в мягком берете и сообщил о приближении учителя.

В помещение вошел зрелого возраста человек в дорогой бархатной накидке, с благородной бородой и отпущенными до плеч волосами. Он потрепал загривок мальчика, назвав его Антонио и, широко улыбаясь, похлопал Хьюмана по плечу, выражая таким образом свое благорасположение. Затем он сделал знак молодому человеку в берете, и тот стал выносить из комнаты инструменты, следуя указаниям мастера. Церковь Святой Франчески была расположена в нескольких шагах от мастерской, поэтому следовало спустить все необходимое для росписи фресок вниз, а затем постепенно перетащить вещи в церковь и начать работу в тот же день, так как леса уже были сооружены. Хьюман и Антонио принялись за дело.

Хьюман делал последнюю ходку наверх. Забежав в высокое помещение мастерской, он заметил, что учитель стоит перед мольбертом и тонкой кисточкой делает редкие мазки на полотне, до этого момента скрывавшемся под холстиной. Хьюман замер и, глядя ему через плечо, впился глазами в картину. Образ, который предстал перед взором Хьюмана, поразил его. Это был образ женщины на фоне летнего пейзажа. Что-то необъяснимое заворожило его взор, и он несколько минут стоял, погрузившись в атмосферу портрета, пытаясь разгадать его магию. Неожиданно мастер обернулся. Хьюман вздрогнул, почувствовав себя так, будто его застали за подсматриванием интимной сцены. Он было бросился за оставшейся коробкой, но голос учителя остановил его:

– Скажи мне, что ты видишь?

Хьюман поднял глаза и лихорадочно попытался оформить поток мыслей, но ему никак не удавалось вычленить главное. Он выдавил:

– Это не она, то есть это не эта женщина.

Лицо учителя просветлело:

– Ты действительно видишь, мой мальчик? Ты вправду видишь его?

– Да, – преодолевая комок в горле, пролепетал Хьюман.

Учитель обнял Хьюмана за плечо и подвел к портрету:

– Вот он – Человек! Ты видишь Его? Всемогущего, Творца, соединившего в себе два великих начала, гармоничного до совершенства, как сама природа. Здесь и ты, и я, и она…

Хьюман, переполненный чувствами, схватил коробку и выбежал на улицу. Он поставил ее рядом со всеми остальными вещами и остановился, чтобы отдышаться. В этот момент на другой стороне улицы он заметил девушку, в которой узнал черты, изображенные на портрете учителя. Он невольно улыбнулся ей какой-то полусумасшедшей улыбкой и в тот же миг завертелся в кабине машины времени.

Открыв глаза после очередного перемещения в веках, Хьюман узрел перед собой огромную аудиторию с деревянными скамьями, высоким потолком и большими окнами. Сам он стоял на подиуме. Перед ним на кафедре лежала кипа бумаг, исписанных мелким шрифтом с формулами, рисунками и чертежами. Слушатели, по всей видимости студенты, галдели и теснились у выхода. Но немногочисленная группа молодых людей, похоже, не намеревалась покидать лекционный зал. Они стояли неподалеку от Хьюмана и жарко спорили. До него долетали отдельные фразы, но уловить суть не удавалось из-за общего шума. Хьюман решил взглянуть на конспекты. Он нашел первый листок и прочитал заголовок: «Anticipatio. Interpretatio Naturae». И далее его взгляд побежал по тексту: «…опыт есть, прежде всего, искусное руководство духом, которому мы не позволяем предаться поспешным обобщениям и который учится сознательно варьировать свои наблюдения над природой, сознательно сталкивать между собой…». Его чтение прервал звонкий женский голос:

– Господин профессор, помогите разрешить наш спор. Каким образом чистое пользование разумом способно привести к полному господству над природой? Ведь человек сам по сути природен, следовательно, и разум природен, и нападение и принуждение…

Хьюман почувствовал себя в ловушке. Голос девушки продолжал звучать, но он не понимал смысл слов. Мысли в голове лихорадочно завертелись. Он боялся того, что она закончит, наступит тишина, и все с надеждой и благоговением обратят к нему взоры. Да, это была задача потруднее всех предыдущих. Он стал соображать: «Я – человек двадцать первого века, значит все, что было достигнуто несколько сотен лет назад, для нас не представляет ничего непостижимого, то есть все эти идеи должны быть чем-то вроде фундамента для моих знаний. Я должен был впитать их с молоком матери, следовательно…». В этот момент он обратил внимание на тишину, царящую в воздухе.