Дайте точку опоры - [4]

Защелкали, зажужжали укрепленные на кронштейнах фотоаппараты, фиксируя все, что произойдет на экранах. Кто-то, торопясь, по громкой связи спрашивал: «Кэзеа, кэзеа, готовы к записи?» Янов оглянулся на круглый оранжевый экран — развертка, скользя вниз, как раз мазанула по нарисованному конусу, и на полурадиусе от конуса высветилось плотное гнездо отметок, россыпь белых конопатин. И Янов, сразу успокаиваясь, одновременно испытал прилив знакомого томительного возбуждения перед неизвестностью, что ждет их всех, и порыв жалостливого участия к Бутакову, усталому и уж, конечно, больше него, Янова, страшащемуся этой неизвестности, хотя и он, Янов, брал на себя немалый груз ответственности. Дотрагиваясь до рукава макинтоша главного, он сказал как можно мягче:

— Пойдемте, Борис Силыч. Мужество — единственное, что нам остается.

— Ну что ж… Как говорится, каждому да воздастся за свое? — Лицо Бутакова слабо осветилось, он чуть развел руками, словно бы подчеркивая готовность ко всему, но неожиданно молодо, режуще блеснул глазами, что всегда нравилось в нем Янову, с подъемом добавил: — Мужественными нам быть легко, когда есть с кем делить и пышки и шишки! Мы смотрим вперед смело. Пойдемте…

Коридор узкий, длинный, под резиновыми ковриками глухо позвякивали железные листы, и обоим, Янову и Бутакову, далеко, как из колодца, в приоткрытую дверь виднелся мутноватый прямоугольник кара-суйского неба…

Самолеты шли широким и плотным строем: в бинокль маршал видел их пока еще серебристыми дождевыми каплями, упавшими на стекло, они словно бы и не двигались. Рука занемела, заныла: видно, оттекла кровь. Янов опустил бинокль. Слева от дощатой вышки для начальства (на ней от солнцепека натянут выгоревший брезент) размеренно, с мягким ровным гулом, как исполинские мельничные жернова, крутились антенны: одна — в вертикальной плоскости, другая — плашмя, наклоненная к горизонтальной бетонной площадке. На вышках, слева и справа, нацелились в небо короткие, точно обрубки, стволы кинотеодолитов, а впереди, за километр, на площадке «луга» ощетинился частокол остроносых ракет. Их было много, серебристо-матовых, и отсюда казалось, что они стоят сами по себе, точнее, висят в воздухе, оторвавшись от земли, и возле них нет людей, пусто, — от этого повеяло жутковатым. Янов ощутил противный холодок под кителем.

В раскаленной духоте, набиравшей силу, застыла степь, в текучем мареве расплывался, неровно зыбился закругленный горизонт.

С десяток машин четким рядом выстроились в стороне на площадке — начальство приезжало впритирку к испытаниям, когда уже посты оцепления перекрывали пути для простых смертных. Внизу разномастной кучкой — штатские и военные — столпились те, кто были свободны от боевой работы на «пасеке» и кому здесь, на вышке, в парной духоте под тентом не было места.

Янов озабоченно скользнул взглядом по густой толпе сидевших и стоявших на вышке — генералы, замминистры, начальники главков, спокойные, тщательно выбритые лица. Отдохнули, выспались в гостиничных коттеджах, — для многих из них впереди любопытное, интересное зрелище, не больше, и они, словно театральные завсегдатая, знающие заранее все, что произойдет, как только поднимут занавес, спокойно, даже равнодушно ждали срока. Янов наконец увидел, кого искал глазами, — главного. Бутаков сидел на стуле с краю вышки, с впалыми, бледными щеками, казалось, безучастный ко всему. Он не смотрел, как другие, в бинокль — бинокль висел на черном лаковом ремешке перед ним на гвозде, вбитом в деревянную балюстраду. Бутаков сидел без макинтоша, соломенная шляпа лежала на коленях, ворот сорочки расстегнут, галстук спущен, рука с платком механически отирала шею. Он будто ничего не видел, не слышал негромких разговоров.

— Событие исторического значения. Поворотная веха! Не видеть, Петр Венедиктович, — значит утратить чувство перспективы.

— О, мы еще не знаем всех последствий этого акта! Где они, те весы, что нам взвесят точно все «за» и «против»?

— «Большую Берту» тоже считали началом новой эры, но реальность уготовила ей судьбу музейной редкости. Неплохо бы помнить!

— Не-ет, проглядеть при теперешних темпах науки — значит опоздать на десятки лет. Кибернетику лженаукой считали…

— Верно! Пока не разбирались с «любопытными письмами», американцы счетные машины сделали, автоматические системы управления «Найками».

— Герман Иванович, получены сигналы: на объектах ставят старые блоки «сигма» — черт те что! Наш прокол…

— Куда смотрят начальники объектов? Заготовьте приказ.

— Командир объекта тридцать-двадцать инженер-подполковник Фурашов прислал протест…

— Уф, Сахара… Ничего не скажешь!

— Ракеты ракетами, а пивка бы со льдом — и можно помирать!

— Живот мой — смерть моя…

— А вы слышали анекдот? Ха-ха! В Тбилиси было…

Янов отсек все эти влетавшие в уши слова и, продолжая глядеть на Бутакова, по какой-то неожиданной ассоциации отчетливо представил давнее — и смешное, и горестное. Тогда он, Янов, приехал в академию. Начальник ее, генерал, старый его приятель, за чаем в кабинете, разговорившись о кадрах, вытащил бумажку — рапорт. «Вот еще какие бывают фрукты! Видите ли, полковник, начальник курса, за то, что капитан прошел, не отдав честь, гонял его, как… Хотя знал: капитан — доктор наук, наша гордость, кибернетик, функции вывел — лучшим математическим умам не под силу! Слушатели даже возмутились…» — «Что ж ты сделал?» — «Полковника перевел с начальника курса, а на капитана написал реляцию — присвоить звание подполковника, и прошу тебя подписать приказ». Оказалось, что в войну его взяли из аспирантуры, почти готового кандидата наук. «Сейчас его наука не в почете, — говорил начальник академии, — кибернетика! Местные марксисты от нее, как черти от ладана… А он у меня втайне, признаюсь, кое-что делает. Систему автоматического наведения. Удастся — пойдем ва-банк». Тогда они и познакомились: Янов и Бутаков. Да, доктор наук успел побывать в местах не столь отдаленных… Янову он понравился, хотя в военной форме не смотрелся: и рост небольшой, и сухопарость, и голос какой-то уж больно не армейский — негромкий, спокойный. А через три года, когда он, Янов, обратился в правительство — необходимо начать работу по созданию зенитных ракетных комплексов, — в записке предлагалось назначить главным конструктором Бориса Силыча Бутакова, профессора, доктора наук, полковника…