Дайте нам крылья! - [180]

Это пение и есть воплощенный Полет.

Я наконец-то выбрел из внутренностей башни и остановился на открытой площадке, по щиколотку в облаках, ни дать ни взять — херувим на картине. С трех сторон меня окружали облачные стены, сиреневый туман, а четвертой стеной служило ночное небо, усыпанное звездами. Где-то далеко внизу сверкало черное зеркало воды.

А в десятке шагов от меня, распахнув белоснежные крылья, спиной ко мне стоял Эрот.

Мне тотчас вспомнился недавний сон о Пери. Ведь она приснилась мне неспроста. Сон содержал какую-то подсказку, а может, предупреждение. Я снова подумал, что где-то уже видел эти гибкие упругие движения, и теперь догадался: Эротом наряжен не юноша, а девушка. Девушка, очень похожая на Пери. Неужели она и есть? Но у Пери длинные темные волосы и темные крылья. Впрочем, волосы легко остричь и покрасить, а крылья… на слете «Поднебесная раса» я уже насмотрелся и не таких карнавальных нарядов. Летатели красоты ради способны учинить над собой что угодно.

— Пери! — выкрикнул я.

Белокрылая фигура обернулась и растерянно ахнула. Потом развернулась и, точно огромная птица, плавно взмыла в ночную тьму.

Я подобрался к самому краю площадки, — не без опаски, все-таки облако есть облако, — и вгляделся в ночной мрак, усыпанный огнями. Где же Пери? Пропала из виду — как и не было ее. Но как она проникла на слет? И зачем?

Сердце мое словно сжала ледяная рука. Я задрожал от ночного холода, который недавно совсем не ощущал. «Почему Пери без Хьюго, ведь она не расставалась с ним ни на миг? — лихорадочно соображал я. — А если малыша больше нет, если он погиб или его отобрали, — на что решится Пери, сама не своя от горя, отчаяния и ненависти?»

По правую руку внизу в поле моего зрения, покачиваясь, вплыл висячий мостик, и я с ужасом понял, что облачная площадка, на которой я стою, колышется и расползается. Вот уже сквозят и рвутся края, растекаясь и тая прозрачным туманом. Меня охватила паника. Я очутился словно на стремительно тающей льдине, только подвешенной высоко над землей, и пути назад, на висячую дорожку, по которой я сюда пришел, не было. Так вот, значит, где меня настигнет смерть. Я громко расхохотался. Кто бы мог предположить! Я явился на слет всецело ради Томаса, внезапно вновь пошел по горячему следу того дела, которое уже считал закрытым, и снова гоняюсь за крылатой балбеской Пери! А вот нечего было пускаться за ней в погоню. Погорячился, сглупил — поплатишься жизнью, Фоулер.

«…как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем».[14]

Ну что, Мармадьюк Томас Сент-Джон Паттл по прозвищу «Дружище», похоже, тебе конец? Я похлопал себя по карманам. Если уж падать камнем вниз, так в авиационных очках, для пущей красоты. Искал-то я очки, а нашарил совсем иное — свой пригласительный билет на слет. Тот самый, который показывал планировку дорожек и тропинок. «Ты, дружище, просто чурбан, — упрекнул меня дух отважного летчика Мармадьюка. — Чуть паленым запахло — уже и нос повесил, и помирать собрался. Ну-ка, соберись с духом, что раскис?»

Билет подсказал, что на противоположной стороне башни есть другая висячая тропка. Просто отсюда мне ее не видно. Я набрал в грудь воздуху, оттолкнулся, прыгнул — и благполучно перескочил на ту часть площадки, которая пока еще не таяла. Обогнул башню — и вот он, спасительный зеленый огонек! Маршрут, безопасный для бескрылых! По этой тропке я спустился ярусом ниже. Здесь располагалась просторная подвесная площадка-сетка, где еще раньше собрались музыканты со своими «Мелодиями небосклона». Сейчас сюда подтянулись несметные толпы гостей, а заодно — певцов, акробатов, артистов, и музыка звучала гораздо громче.

Со всех сторон меня толкали разряженные гости слета, актеры, музыканты. С трудом удерживая равновесие (сеть под ногами колебалась), я извлек инфокарту и набрал номер Динни.

— Динни! Я только что видел Пери Альмонд. Она пробралась на слет. Как бы чего не натворила. По-моему, она не в себе. Она куда-то улетучилась, я иду ее искать. Если не найду, надо хотя бы предупредить… сама знаешь кого.

— Что? Прости, не слышу! — Голос Динни то исчезал, то возникал вновь. — Зак, ты пропадаешь! Повтори громче!

— Динни, я говорю о Пери. Господи, да она же вооружена, до меня сейчас дошло! Ты ее тоже видела — Эрот, белые крылья, и у него лук. Это не бутафорский лук! Ты поняла? — я едва перекрикивал музыку. «Мелодии небосклона» завели такие низкие частоты, что каждая нота пронизывала меня до кончиков пальцев.

Голос Динни едва пробивался сквозь множество помех, треск, шипение, шумы, музыку солярного ветра или какую там еще чертовщину наяривали музыканты. Казалось, они играют за целое цунами.

— Динни! К кому мне обратиться? — надрываясь, крикнул я. На меня неодобрительно оглянулся величественный старец в просторном роскошном одеянии, — седовласый, бородатый. Он укоризненно покачал черным мягким грибом шляпы. К бархатному балахону у него был прицеплен значок «Леонардо да Винчи» — видно, чтобы другим гостям не приходилось играть в угадайку, как с летчицами и космонавтами.

— Я совсем тебя не слышу! — Голос Динни тонул в шуме, а «Мелодии небосклона» грохотали на весь слет; наверно, их и в Городе внизу было слышно. Динни добавила что-то неразборчивое, потом сказала: — Питер сейчас выступит с речью в честь открытия Заоблачной цитадели. Я иду туда, а ты?