Дайте мне обезьяну - [35]

Путь ее лежал мимо Синего Дома. Очаровательный новодел, действительно синий, с участком земли, к нему относящимся, принадлежит, как знает любой в Т-ске, компании «Алекс». Один из бывших мужей Анастасии Степановны когда-то был совладельцем компании. Был да сплыл. Теперь «Алекс», по слухам, финансирует «Справедливость и силу». Отвечают ли слухи действительности, знает Несоева, но не скажет.

Она попросила помедленнее, водитель сбросил скорость. В левом крыле здания размещается, по юмористическому определению Несоевой, постоялый двор; Анастасия Степановна глядела на окна, нет ли света на третьем. На третьем не было, а у Никитича на первом был.

— Стой, — сказала водителю, — дай назад.

Водитель совершил нехитрый маневр.

Увидев из окна подъезжающий «форд», Никитич поспешил на входе встретить Несоеву.

— Здравия желаю, Анастасия Степановна!

— Рыбок кормишь? — спросила Несоева.

— В данный момент кофий пью, — рапортовал Никитич. — Милости просим.

— Я на секунду.

Не хотела с ним на лестнице разговаривать — вошла в комнату: Никитич и в самом деле кофе пил, орешки в шоколаде лежали на блюдечке. В комнате у него пахло рябиной.

— Спит? — спросила Несоева, показав пальцем наверх.

— Наш-то? А как же! Они поздно встают.

— Ни на что не жалуется? — спросила Несоева.

— Никак нет.

— Будешь ерничать — в лоб дам.

Взяла орешек, в рот положила.

Он служил охранником еще ее первому мужу. После того как в плечо пуля попала, стала сохнуть рука. Правая. Теперь Никитич работает аквариумистом. Здесь и живет. Аквариумов немного, всего четыре, включая его собственный. Он и помимо аквариумов следит за порядком, а также руководит кастеляншей.

— Может, ему что-нибудь надо? — продолжала допытываться Анастасия Степановна. — Ты не спрашивал?

— Надо будет — сами попросят.

Несоева дала в лоб. Не сильно.

— Да я что! Я их и не вижу почти что! — тем же тоном отвечал Никитич. — Тихие больно. Нет они там или есть?

Слыл хохмачом в молодости. И в зрелом возрасте все хохмил. Дохохмился. Несоева знала: если Никитичу сказать: «Я не барыня», — он воскликнет: «Вы круче барыни, Анастасия Степановна!»

— Подожди, — насторожилась Несоева. — Он там или нет?

— Сказали, что нет.

— Сказал, что нет? Кому сказал?

— Мне сказали, что нет.

— А сам, значит, есть?

— Сами есть.

— Ну смотри у меня, — Несоева вышла.

Никитич, стоя у окна, ждал, когда «форд» отъедет. Потом сел за стол.

Он знал, что Косолапов есть.

Он знал также, что некоторые считали, что Косолапова нет.

Но так думали те, кто плохо знал Косолапова.

3

«Первый блин комом», — читалось на лице Бориса Валерьяновича Кукина.

— Вам не нравится? — спросил Филимонов раздраженно.

— Нет, почему же, сразу видно, профессионал работал.

— Вижу, не нравится.

— В отношении идеологии претензий нет. Когда я вчера говорил о порядочности, я подразумевал почти то же самое. «Добровластие» вы сами придумали? — спросил Кукин Тетюрина.

Красноглазый Тетюрин, заспанный и опухший, ответил:

— Сам. (Он придумал сам это красивое слово. Сам или нет? Нет, кажется, сам.)

— Но что мне не нравится, — сказал Кукин, — так это длина фразы. Надо короче.

— Но экспрессия, мощь… — возражал Филимонов. — И это притом, что написано от лица женщины…

— Ну и что?

— Как что? От лица женщины, а не мужчины!

— При чем тут женщина?

— Но мощь… но экспрессия… — Филимонов уже пожалел, что похвастался творением своего протеже.

— Я и говорю, лексика безукоризненная, но длина фразы никуда не годится, — Кукин прямо глядел Тетюрину в глаза. — Если вы, конечно, не роман пишете.

Взгляд Бориса Валерьяновича корреспондировал: «Меня слушайте, этот ничего не понимает».

— Ритм! Здесь есть ритм! — завелся Филимонов; он цитировал: — «Все. Кто же не хочет порядка? Все хотят». Где тут длинная фраза?

— Начало очень хорошее, — обращаясь к Тетюрину, произнес Борис Валерьянович тихим голосом. — Но послушайте сами, — и он стал читать голосом громким: — «С нашей пассивностью, с нашим нежеланием замечать очевидное, с нашим тотальным неверием в собственные силы, в то, что все еще можно изменить, исправить, и вместе с тем с нашей ребяческой зачарованностью цирковыми раскрутками…» Слушайте, — прервал себя Кукин, — это недопустимо!

— Фраза разжимается, как пружина, — сказал Филимонов.

— Я уже не говорю о придаточных предложениях, — произнес Кукин.

— Мне нравится фраза Тетюрина! — сказал Филимонов, равно сильно ударяя на каждое слово.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — Борис Валерьянович считал слова.

— Я шесть лет работал редактором, — сказал Филимонов, — в издательстве! Я чувствую речь.

Борис Валерьянович хотел было ответить Филимонову, наверное: я семь лет работаю на кафедре конфликтологии! — но, посмотрев на Филимонова, сдержался.

— Видите ли, — снова обращаясь к Тетюрину, произнес Борис Валерьянович, — есть определенные законы восприятия печатного текста. Может быть, вы не знали, но в нашем деле это надо учитывать, сумма среднего числа слов в предложении и среднего числа слов длиной не менее трех слогов должна быть минимальной; обычно мы умножаем эту сумму на ноль целых четыре десятых…

— Пойдем отсюда.

Филимонов вышел первым, Тетюрин — следом (не забыв поблагодарить — он человек вежливый…).