ДайсМен, или Человек жребия - [120]

М-р Хоппер уставился в пол, свет от камина отражался яркими бликами на его лысеющей голове.

Еще через несколько минут безуспешного подзуживания второй руководитель, Скотт, предложил провести с Хэнком несколько упражнений на развитие доверия: а именно поиграть с ним в «бросай-лови», чтобы помочь ему начать нам доверять. Так что мы образовали круг и толкали Хэнка туда-сюда, пока у него на лице не появилась блаженная улыбка, и тогда Мария велела ему опуститься на пол, стала перед ним на колени и, улыбаясь с полузакрытыми глазами, мягким голосом предложила сказать нам правду обо всем. Но прежде чем он успел начать, вмешалась Линда.

— Ври, — сказала она.

— Прошу прощения, — сказал он, всё еще мечтательно улыбаясь, не успев опомниться от прикосновений целой толпы людей.

— Говори неправду, — сказала Линда. — Это гораздо проще. — Она сидела у стены напротив камина, поджав ноги.

— Зачем, Линда, что ты говоришь? — спросила Мария.

— Я предлагаю Хэнку на всё забить и просто нам солгать. Сказать нам всё, что ему хочется, не пытаясь выдать какую-то иллюзию, которую мы называем правдой.

— Почему ты боишься правды, Линда? — улыбаясь, спросила Мария. Ее улыбка начала напоминать мне кивок доктора Феллони.

— Я не боюсь правды, — ответила Линда, растягивая слова и передразнивая Марию. — Я просто нахожу ее гораздо менее забавной и несущей гораздо меньшее освобождение, чем ложь.

— Ты больная, — внес свой вклад дородный адвокат по налогам.

— Ну, я не знаю, — сказал я из своего угла комнаты. — Гек Финн был величайшим лжецом в американской литературе, и он вроде немало веселился и был очень даже свободным.

Сразу двое неожиданно бросили вызов божеству честности. Этот факт был беспрецедентным.

— Давайте вернемся к м-ру Хопперу, — радостно сказал второй руководитель Скотт. — А сейчас скажи нам, Хэнк, почему ты раньше был так напуган.

М-р Хоппер быстро ответил:

— Я был напуган потому что вы хотели правды, и оба ответа, которые мне хотелось дать, казались мне полуправдой. Я был в замешательстве.

— Замешательство — всего лишь симптом вытеснения, — сказала Мария, улыбаясь. — Ты знаешь, что в твоих подлинных чувствах есть нечто неприятное, чего ты стыдишься. Но если бы ты просто поделился с нами, они бы больше тебя не тревожили.

— Ври о них, — сказала Линда, вытягивая красивые ноги к середине комнаты. — Преувеличивай. Фантазируй. Выдумай какую-нибудь фигню, которая, по твоему мнению, нас развлечет.

— Почему тебе нужно быть в центре внимания? — спросила у Линды Мария, улыбающаяся и напряженная.

— Мне нравится врать, — ответила Линда. — А если я не могу говорить, то не могу врать.

— Ой, да брось ты, — сказал редактор журнала. — Что за радость врать?

— Что за радость притворяться честным? — ответила она.

— Мы не знали, что притворяемся, Линда, — сказал Скотт.

— Может, поэтому ты весь напряжен, — парировала Линда.

Поскольку Линда в этот момент была более расслабленной, чем Мария и Скотт, она утерла им нос parfait[140], и несколько человек улыбнулись.

— Ложь — это способ прятать, — сказала Мария.

— Быть честным и правдивым так, как мы делаем это здесь, — это как дешевый стриптиз: много телодвижений, чтобы обнаружить, что в мире бывают сиськи, члены и жопы — нечто, с самого начала нам всем известное.

— Разве сиськи и члены не прекрасны, Линда? — спросила Мария своим самым мягким и задушевным голосом.

— Иногда да, иногда нет. Зависит от того, какую иллюзию мне хочется поддерживать.

— Наши гениталии всегда прекрасны, — сказала Мария.

— Очевидно, ты давно не проверяла, — зевнув, ответила Линда.

— Я сомневаюсь, что ты когда-нибудь впрямую сталкивалась со своим сексуальным стыдом и виной, — сказала Мария.

— Сталкивалась, и они мне скучны, — ответила Линда, сдерживая очередной зевок.

— Скука — это…

— Твоя грудь и п…. прекрасны? — внезапно спросила Линда у Марии.

— Да, и твои тоже.

— Тогда покажи нам свои прекрасные гениталии. Теперь уже никто не скучал. Мария сидела спиной к

огню с застывшей улыбкой на лице и отсутствующим взглядом смотрела на Линду. Скотт шумно прочистил горло и подался вперед, чтобы прийти на выручку.

— Здесь не конкурс красоты, Линда, — сказал он. — Ты, очевидно, пытаешься…

— У Марии прекрасная п…..Она ее не стыдится. Мы

не должны ее стыдиться. Давайте на нее посмотрим.

— Не думаю, что сейчас подходящий случай, — сказала Мария. Она не улыбалась.

— Прекрасное пленяет навсегда[141], — ответила Линда. — Не отказывай нам.

— Я отчасти чувствую, что моя роль как руководителя…

— Отчасти! — сказала Линда, просыпаясь. — Отчасти? По сути, ты хочешь сказать, что чувства и правду можно разбить на части? — Линда начала снимать блузку

— Я не хочу никого здесь смущать, — сказала Мария. — Наша задача — добраться до наших подлинных установок, подлинных чувств, ис… э… э… исследовать… э…

Но никто не обращал на нее особого внимания, поскольку теперь Линда, невозмутимая и сосредоточенная, сняла лифчик, юбку и трусики и села обнаженной, расставив ноги, спиной к стене. Закончив, ей пришлось подавить очередной зевок. Ее белая кожа выглядела бесспорно великолепно в свете камина. На время наступила тишина.