Давно и недавно - [34]

Шрифт
Интервал

Обрадовала ли меня эта беседа, спросите вы? Это я к тому, что жена у меня как раз уехала к родне, и надо её встречать дня через два. О, как я боялся этого дня! Надел старое пальто, мятую шляпу, поднял воротник и через чёрную дверь выскользнул во двор, оттуда на вокзал. Вышел на перрон, ищу, где бы спрятаться. Почему нет поезда? Ага, объявляют — опаздывает, и тут сильные руки с двух сторон подхватывают меня. Мне дурно, голова идёт кругом. Я раскрываю рот, а ничего не вылетает из горла, хрип какой-то. Закрывают мне кожаной перчаткой рот, ведут к выходу. Трое мужчин в чёрных осенних пальто, в чёрных надвинутых на глаза шляпах идут молча к выходу. Садимся в чёрную машину. Ноги у меня подкашиваются, глаза закрываются, подступает противная тошнота. Конечно, это немецкая зондеркоманда. Конечно, они! Молчат, не говорят ни по-немецки, ни по-русски. Борюсь с собой, гляжу в окошко, куда едем. Если вон из города — немцы, если на Садовое кольцо, то свои.

Эти десять минут были самыми страшными в моей жизни. Закрываю глаза, открываю — едем к моему дому, у дома машина тормозит. У меня нет сил открыть дверцу. На ватных ногах я поднимаюсь в свою квартиру. А через полчаса звонок Щербакова. И матом он меня, матом. И угрозы, и оскорбления. Но я только улыбался. А почему, спросите вы? Сам не знаю почему, отходил, видимо, от страха смерти. Всё моё тело, как отсиженная нога, отходило. Кстати, жена сама добралась…


Левитан умолк, и как раз в этот момент мимо нас скорым шагом прошел мой давний друг — приятель Феликс Бухман. Пройдя мимо нашей скамейки, он остановился как вкопанный, оглянулся, потом отозвал меня.

— Кто это?

— Так, один мужик приезжий.

— Это Левитан?

— Ну, как тебе сказать…

— Познакомь.

— У нас важный разговор. Давай завтра.


Мой эгоцентризм, моё стремление никому не отдать Левитана, написать о нём первым знакомо журналистам. Нам хочется утереть нос — глядите, вот я сижу с ним. И баста. Да, да, только я владею им, только мне одному должны принадлежать эти вечера. Так вот, этот мой эгоцентризм дорого мне обошёлся: милый добрый Феликс стал избегать меня, дружба наша дала трещину. Вот так. Нехорошо вышло. Даже очень нехорошо получилось.

— Симпатичный молодой человек. Кто таков? — спросил Левитан, когда Бухман ушёл.

— Так, приятель один. Преподаёт в техникуме. Феликс Бухман.

— Он хотел быть с нами? Ну и пусть бы посидел. У него такие печальные глаза…


На другой день вечером мы снова беседовали на дальней скамейке парка Пионеров. Говорили опять о войне. Левитан рассказывал, как Сталин в самом начале войны, обращаясь к стране, не мог никак открыть бутылку боржоми — левая рука служила плохо вождю, и Левитан решил помочь, потянулся к столу, к бутылке, и как его железной клешнёй схватил охранник, как этот же охранник быстро открыл бутылку, и как булькала вода, которую Сталин наливал в стакан, и это бульканье слышала вся страна. «Сталин волнуется, Сталин переживает, Сталин такой же простой человек, как и мы…»

— Да, Сталин, сидя в своём кабинете, прерывал некоторые заседания, особенно когда передавали вечернюю сводку Совинформбюро. «Давайте послушаем Левитана», — говорил он. Слушал и он, и вся страна, а наградами меня не баловали. До сих пор у меня нет почётного звания. Никто не верит. Да, нет у нас звания «Народный диктор СССР», ну тогда дайте звание народного артиста. И сейчас ведь стучатся ко мне, если что-то торжественное, важное — ну, это у нас Левитан прочитает. Молодые за спиной посмеиваются: «труба генералиссимуса», но я не обижаюсь, пусть их. В этом году 9 мая впервые решили ввести «Минуту молчания». Кто будет читать? Левитан. Кто же ещё…

Я сказал Юрию Борисовичу, что был поражён и самой идеей «Минуты молчания», и текстом, и чтением, особенно поразил женский голос, полный материнской боли и непроходящей тоски.

— Вам понравилось? Нет, честно, вам понравилось? Только будьте искренним, пожалуйста.

— Конечно! До этого так не говорили, таких слов, такой интонации страна не слыхивала. Боль и скорбь, светлое и тёмное. И этот бьющий прямо в сердце женский голос…

— Вы правы. Так ещё не говорили. Истинно, не говорили. Текст писали Галина Шергова и Аркадий Ревенко. Талантливейшие люди. Аркадий — самородок, редкая самобытность, уникум. Текст поразительный, вы верно заметили. Тридцать лет я читаю, ничего подобного не видел. Комок в горле, слёзы душат. А на летучке нашей на радио, где всегда мы подводим итог минувшей недели, нам всыпали по первое число. И текст нарочито слезливый, и того в нём нет, и этого, а на Веру Инютину, она читала со мной, это она пришлась вам по душе, совсем вылили ушат неведомо чего — одна печаль, одни всхлипы, чёрный траур, нет оптимизма, нашему народу нужна не безысходность, а торжество победителей. Но Верочка не слышала всё это, она не в штате, она актриса театра.

— Вы сказали Вера Инютина? — переспросил я враз пересохшим ртом.

— Да, она давняя моя знакомая. Дружим много лет. Верочка — славная, талантливая.

— А кто её отец?

— У неё нет отца. Кажется, он погиб в гражданскую…


Время остановилось. Левитан думал о своём; возможно, ему вспомнилась редакционная летучка, и, возможно, у него во рту возник привкус железной узды. А я сидел и лихорадочно соображал: говорить — не говорить, рассказать — не рассказать?


Еще от автора Анатолий Алексеевич Гордиенко
Детство в солдатской шинели

Книга рассказывает о юных защитниках Родины в годы Великой Отечественной войны. Герои этой книги ныне живут в Петрозаводске.


Из огня да в полымя

Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].


На пути к рассвету

«Художественно-документальная повесть о карельских девушках-разведчицах Героях Советского Союза Анне Лисицыной и Марии Мелентьевой. На основе архивных материалов и воспоминаний живых свидетелей автор воссоздаёт атмосферу того времени, в котором происходило духовное становление героинь, рассказывает о кратком боевом пути разведчиц, о их героической гибели.».


Здесь мой дом

«Повесть рассказывает о судьбе знатного лесозаготовителя республики кавалера ордена Ленина Э. В. Туоми, финна, приехавшего из Канады в 30-е годы и нашедшего здесь свою настоящую Родину. Герой повести участвовал в сооружении памятника В. И. Ленину в г. Петрозаводске в 1933 году.».


Минута жизни [2-е изд., доп., 1986]

«В книге рассказывается о нашем земляке Герое Советского Союза Николае Ивановиче Ригачине, повторившем подвиг Александра Матросова. Адресована широкому кругу читателей.».


Всем смертям назло

Повесть о Герое Советского Союза, танкисте Алексее Николаевиче Афанасьеве (1916—1968), уроженце Карелии, проживавшем после войны в городе Петрозаводске. [аннотация верстальщика файла].


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.