Давай притворимся, что этого не было - [100]
Но переживать по-настоящему я начала, только когда оказалась в очереди на посадку и задумалась: а может быть, за эти пятьдесят лет кто-нибудь догадался использовать этого аллигатора, чтобы пронести кокаин, а потом позабыл его оттуда достать, и теперь меня арестуют в аэропорту за кокаин, спрятанный в желудке у аллигатора, которому лет больше, чем мне самой. Я тихонько спросила Виктора, не знает ли он, портится кокаин или же всегда остается пригодным к употреблению, и он такой весь мне:
– А МОЖЕТ, НЕ БУДЕМ ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ ПЕРЕД СЛУЖБОЙ БЕЗОПАСНОСТИ?
И я такая типа:
– Ну это не для меня. Я спрашиваю ради аллигатора, – и он сверкнул на меня глазами.
Я сделала глубокий вдох и успокоилась, а потом представила себе, что стою перед сотрудником службы безопасности:
– Ах, это? Так это старый кокаин. Он испортился лет, наверное, сорок назад. Это не мой. Это аллигатора. Я же не могу отвечать за распутную жизнь, которую вел этот аллигатор еще до моего рождения. Кроме того, он не знает, какие у вас тут правила. Он с Кубы.
Я была уверена, что они ко всему этому отнесутся с пониманием. И потом, таковы риски, на которые приходится идти, когда берешь с собой на самолет мертвого аллигатора.
Разумеется, мы с Жаном Луи спокойно прошли проверку, и никто даже глазом не моргнул на аллигатора на конвейерной ленте. А вот Виктора остановили для полного досмотра. Наверное, все из-за его потливости и из-за выступающей на лбу венки. В суматохе мы с Жаном Луи спокойно прошли без каких-либо проблем. Виктору есть чему поучиться у аллигатора.
Когда мы наконец уселись в самолет, я опустила столик перед Виктором и усадила на него Жана Луи, чтобы он мог смотреть в иллюминатор.
– Убери эту проклятую штуку с моего столика, – прошептал сквозь сжатые зубы Виктор.
– Но он никогда раньше не летал в самолете, – объяснила я.
– Вуле-ву присьесть у окошка? – радостно спросил Жан Луи.
Виктор уставился на меня:
– Я не шучу. Из-за тебя нас вышвырнут с самолета. Убери его.
– Не говори глупостей, – сказала я. Мужчина напротив таращился на аллигатора, поэтому я повернула Жана Луи к нему.
– Вотр шемиз э мучо буэно[47], – уверенно сказал Жан Луи. Мужчина уставился него, приоткрыв рот.
– Он сказал, что ему нравится ваша рубашка, – объяснила я ему как бы между прочим.
Виктор обхватил голову руками.
– Если я потеряю свои бонусные мили из-за этого, то я тебя убью.
Тут мимо прошла стюардесса – это была деловая женщина, и вид у нее был такой, как будто ей не помешало бы выпить. Я подозвала ее жестом и широко улыбнулась, когда она ко мне подошла и увидела у меня на коленях Жана Луи.
– Простите, мой сын хотел бы посмотреть кабину пилота.
Она немного помялась, поглядывая на Жана Луи, а потом сказала:
– Знаете, мы больше этого не делаем, – а потом поспешно удалилась.
– М-м-м, – уклончиво произнес Жан Луи.
– Когда мы приедем домой, я куплю Жану Луи крошечную гофрированную пиратскую рубашку. А еще крюк вместо лапы. А еще сочный такой конский хвостик.
Виктор отложил свой журнал и смерил взглядом мертвого аллигатора: казалось, он представляется ему настоящей пропастью, предназначенной поглощать наши деньги.
– Ну все, – сказал он. – Ты это сделала. Ты умудрилась стать своим отцом.
– Не говори глупостей, – беспечно сказала я, прикидывая, со скольких кукол Барби мне придется снять скальп, чтобы сделать добротный парик для аллигатора. – У моего отца совершенно нет вкуса, когда дело касается пиратских нарядов для аллигаторов. Я совсем не похожа на своего отца. Честно говоря, в этом плане я вообще ни на кого не похожа.
Виктор посмотрел на меня и на Жана Луи, и его взгляд смягчился.
– А знаешь что? Ты даже не представляешь, насколько ты права.
Я посмотрела на Виктора, а потом положила голову ему на плечо, переставив Жана Луи на пустое сиденье рядом с нами. А поскольку я не была до конца уверена, следует мне обидеться на Виктора или поблагодарить его, постольку я просто закрыла глаза и постепенно погрузилась в сон, раздумывая о том, делает ли кто-нибудь крошечные карманные часы для аллигаторов.
Домой возврата нет
(Если, конечно, не хочешь быть покусан дикими собаками)
– Итак, – сказала моя сестра, покачиваясь на деревянном стуле. Мы сидели на крыльце в доме наших родителей. – Виктор сказал мне, что в последний раз, когда вы были здесь, то пострадали от стаи бродячих собак, – она сказала это с улыбкой, скорее утверждая, чем спрашивая, подобно тому, как люди говорят: «Значит, решила снова отпустить волосы?»
– М-м-м… типа того. Длинная история, – я лениво откидываюсь на спинку стула и кладу ноги на миниатюрную повозку, построенную моим отцом. На Рождество отец запрягает в нее чучело карликового оленя с огромными лосиными рогами, которые он привязывает к его голове красным галстуком-бабочкой, и при этом странным образом ссылается на «Гринча – похитителя Рождества», но весь остальной год повозка стоит неприкаянная, как ставший ненужным реквизит рекламы собачьего корма из семидесятых.
