Давай надеяться на лучшее - [2]

Ты помогаешь отцу чинить машину. Я пью чай с твоей мамой. Она расспрашивает меня, деликатно и уважительно, как у нас дела. Я отвечаю – менее деликатно, но все же уважительно, что сейчас на нас свалилось так много всего. Мы недосыпаем, и ты в стрессе. Переезд дался нам тяжело, Ивана мучают кошмарные сны, он просит грудь по ночам. Мы даже не успеваем ничего чувствовать, говорю я, – но это ложь.

К дому подъезжает твой брат. Он не предупреждал, что приедет, и я вижу через окно кухни, как вы оба обрадованы внезапной встречей. Вы смеетесь и обнимаетесь. Он хлопает тебя по спине – ты буквально исчезаешь в его объятиях. Брат всегда был гораздо больше тебя. Ниже ростом, но шире и сильнее. Я вижу, как лицо твое сияет, когда по пути к дому он рассказывает тебе что-то смешное. Твои быстрые шаги по лестнице – ты торопишься в кухню, желая показать Ивана. Твой старший брат видел его всего один раз. Встретиться как-то не получалось – в последнее время все были слишком заняты. Он разговаривает с ними, говорит, что Иван очень вырос и так похож на тебя. Он называет тебя братишкой. Пьет кофе большими глотками. А ты выпиваешь стакан колы. Потом вы возвращаетесь к машине. Я выхожу с вами во двор. Иван сидит в слинге у меня на животе. Достав из кармана телефон, я фотографирую вас, стоящих у нашей машины. Оказывается, какая-то проблема с дворниками. Вам не удается ничего починить. На фотографии вы стоите спиной к камере, один из вас чешет в затылке. Два брата и отец, которые видятся в последний раз в жизни, не подозревая об этом.

Апрель 2009

В канун Вальборга[1] 2009 года я собираюсь на вечеринку в старинное школьное здание в Адельсё, которое мои друзья сняли и оборудовали по своему вкусу. Вечеринки у них всегда потрясающие. Они приглашают по нескольку сотен человек, и те, что успевают ухватить билеты, пока они не раскуплены, получают билет на автобус в подарок. В актовом зале школы, пахнущем старым деревом, с высоким потолком и скрипучим полом, продают пиво и вино по закупочной цене. Поскольку сами хозяева – музыканты и деятели культуры, на их вечеринках обычно играет живая музыка и выступают группы, которые я люблю. На такую вечеринку я отправляюсь в четвертый или пятый раз. Настроение у меня приподнятое.

Мне тридцать, но в моей личной жизни пока царит полный беспорядок. Несколько дней назад я дала от ворот поворот парню из Норрланда[2], который поначалу показался мне мужчиной моей мечты – но я слишком быстро поняла, что это совсем не так. Тут я осталась верна себе. Выкрутилась из ситуации при помощи текста – послала ему сообщение по электронной почте о том, что никакой его вины тут нет, просто я сейчас не на том жизненном этапе. Не понимаю, почему мне всегда так сложно говорить людям «нет». Мне страшно кого-то ранить, мне чудится, что я порчу им не только дни и недели, но и отнимаю у них веру в себя и радость жизни. Такое чувство вины наваливается на меня в тот момент, когда я прерываю нагоняющие тоску отношения, что я уж не раз и не два откладывала этот момент дольше, чем мне бы того хотелось. Пообещав самой себе и своему психотерапевту покончить с этим, я порываю все быстрее и раньше. Но, как всегда, меня мучает совесть. Сколько себя помню – всегда я была такой. И тут все то же самое.

Впрочем, на этот раз все прошло не так уж плохо. Возможно, дело в том, что мы встречались всего несколько недель – или в том, что он тоже не особо был в меня влюблен. На самом деле, все прошло настолько легко, что он решил сохранить свой билет на вечеринку – купленный по моему настоянию – и в любом случае поехать туда. С другом. Как друг.

Увидев его в автобусе, я испытываю неприятное чувство, но приветствую его, обнимаю и делаю вид, что все прекрасно. Словно я не испытываю никакой вины. Свободная женщина, знающая, чего она хочет. Правда же заключается в том, что я понятия не имею, чего хочу. И давно уже пребываю в этом состоянии. Смутного желания перестать встречаться с кем попало и найти того, кто окажется единственным, на практике оказалось недостаточно, чтобы все это претворить в жизнь. Уже несколько лет все идет через пень-колоду. Но парню из Норрланда не обязательно это знать. Все равно нам вместе не жить. В автобусе я начинаю пить вино, и по мере того, как пустеет бокал и удаляется Стокгольм, на душе становится легче. Все – по крайней мере в общих чертах – так, как надо.

Я танцую до упаду – ноги сами несутся в пляс. А губы сами отхлебывают вино. Забравшись в глубокую оконную нишу в актовом зале старой школы, я танцую там одна, наслаждаясь своей недоступностью, хотя многие следят за мной. Этим я прославилась в кругу друзей – всегда залезаю на мебель, барные стойки, стулья, колонки, сцены или подоконники и танцую. Обычно одна. Это уже стало темой. Так же и в этот вечер. То я на танцполе, то на подоконнике высокого окна, то забегаю в будочку диджея, где сидят хозяева вечера, проигрывая диски. Иногда отбегаю пописать в лесок, если очередь у туалета слишком длинная. Время от времени я замечаю среди людского моря отвергнутого бойфренда, и каждый раз он смотрит прямо на меня. Он кивает мне, но взгляд у него печальный. Мои друзья начинают называть его «Грустные собачьи глаза». Я смеюсь. Мы жестоки к нему, но меня это не волнует. Я танцую, я уже напилась, и все именно так, как надо.