Давай надеяться на лучшее - [110]

Шрифт
Интервал

Я не могу сдержать улыбку. Она буквально разливается по лицу, когда я смотрю на него. Я испытываю такое облегчение. Его брови все еще приподняты, но он отвечает на мою улыбку, вид у него радостный – возможно, потому, что я так рада. В полном взаимопонимании мы успеваем обменяться нежными улыбками, и я сообщаю ему результат. Указываю на стрип-тест, по-прежнему показывающий только одну полосу. Он смотрит на тест, потом на меня, потом снова на тест. Где-то по пути его улыбка гаснет. Он отрывает взгляд от тест-полоски и теперь смотрит куда-то в пол у наших ног. Повисает тишина. Я спрашиваю, что с ним. Разве не здорово, что я не беременна? Не отвечая, он встает и проходит мимо меня, выходит на балкон, где садится на стул, глядя прямо перед собой. Я в растерянности следую за ним. Останавливаюсь в дверях. Он по-прежнему не смотрит на меня. Я жду. Он ничего не говорит. Я предпринимаю новую попытку. Спрашиваю, что с ним. Он отвечает, что не готов сейчас разговаривать, хочет побыть один и все это переварить. Только теперь до меня доходит: он подумал, что моя улыбка означает – мы ждем ребенка. Он обрадовался, потому что подумал, что мы с ним вместе заведем ребенка, он и я, создадим семью, как он ее понимает. Теперь он расстроен, или разозлен, или разочарован, и не хочет говорить со мной об этом. Я стою в дверях балкона, ожидая, что он заговорит со мной, но он продолжает молчать. Меня охватывает острое ощущение дежавю, и перед глазами снова прокручивается сцена в прихожей в Эншеде. В тот раз я оказалась беременна, и ты не хотел со мной разговаривать. Ты не посмотрел мне в глаза, когда я сообщила тебе эту новость – ты замолчал и ушел. Три года спустя я снова в той же ситуации. В зеркальном отражении, в ином контексте. И опять я опозорилась.

Я пытаюсь спасти ситуацию. Говорю: «Прости, я не то имела в виду, я просто подумала – хорошо, что мы не ждем ребенка прямо сейчас». Я подчеркиваю слова «прямо сейчас», чтобы он понял. Мы ведь только что познакомились. Мы уже строим семью. Мы только что обручились, у нас уже есть дети, двое детей – разве этого мало? Я словно двигаюсь на ощупь, ища его прощения, не понимая при этом до конца, за что мне извиняться. За то, что я не беременна, или за то, что я улыбалась, когда ему об этом сообщала? Что я испытываю облегчение, а не расстроена таким результатом? Я пытаюсь снова. Послушай. Дорогой. Мы ведь пытаемся создать семью из нас – тех, кто уже есть. Ведь именно это сейчас происходит, хоть я и не беременна в настоящий момент?


Он по-прежнему не смотрит на меня. По-прежнему не отвечает на мои вопросы. Продолжает говорить, что хочет побыть один. Это молчание так на него не похоже – он пугает меня. Я изо всех сил пытаюсь найти слова, чтобы компенсировать свою улыбку – ту глупую, жестокую, бесчувственную, предательскую улыбку, – но, похоже, уже поздно. Моя улыбка, мое облегчение по поводу того, что я не беременна, глубоко ранили его, и что бы я теперь ни говорила, взять ее назад уже невозможно. Опустив плечи, с нарастающей тревогой в груди я возвращаюсь обратно в квартиру. Нахожу детей, играющих в детской, – они гордо сообщают мне, что укладывают рюкзаки, собираясь на пикник. Я пытаюсь поучаствовать в их игре, но не могу сосредоточиться. И почему только я не смогла сдержать эту улыбку!

Вечер проходит в молчании. Я не знаю, что сказать, чтобы его утешить, но это и не имеет значения, потому что он все равно не желает со мной разговаривать. Но когда дети заснули, разговор все же состоялся. Мы разговариваем – поначалу шепотом, но вскоре разговор переходит в спор, и вот мы уже снова поссорились. Он говорит: моя улыбка наглядно показала, что я не готова к тем серьезным отношениям, которые он ищет. Говорит, что у нас, похоже, разные мечты, разные представления о будущем, и ставит под сомнение мою любовь. Говорит, что еще с первой встречи подчеркивал, как для него важно иметь много детей, и что от него не ускользнуло мое облегчение по поводу того, что я не беременна. Говорит, что чувствует себя обманутым. Обвиняет меня в том, что я не хочу от него детей и что я тем самым лгала на протяжении всех наших отношений. После такого ему трудно будет мне доверять.

Я пытаюсь убедить его, что тоже хочу еще детей – в самом деле, он должен мне поверить. Но только не прямо сейчас, когда мы только что познакомились, еще учимся быть родителями детям друг друга, когда все еще в новинку. Я отвечаю, что испытываю не такое облегчение, как ему кажется, и, будь я беременна, конечно же, оставила бы ребенка. Изо всех сил я пытаюсь убедить его, однако мне это не удается. Через некоторое время я оставляю бессмысленные попытки. Он все равно не верит моим словам. Я не уверена, что сама им верю, но мне бы так хотелось, чтобы он мне поверил. Не хочу, чтобы он сердился на меня. Не хочу, чтобы он бросил меня. Ни за что не хочу, чтобы он бросил меня из-за того, что сегодня вечером я оказалась небеременной.


Последнее, что он говорит, когда мы засыпаем, повернувшись спиной друг к другу, – что он не знает, какие чувства сейчас испытывает по поводу нас с ним. Потом наступает тишина. Положить руку между его ладоней у него на груди я не решаюсь, так что поворачиваюсь спиной. Жду, когда его дыхание станет глубоким и ритмичным, думаю, что если мы оба заснем, то за эти часы что-то произойдет, и мы вновь проснемся с теплым чувством. Разве не так обычно бывает? Проблема в том, что этого не происходит – я не слышу, чтобы он заснул. Слышится лишь глубокое дыхание детей. В спальне тише, чем когда бы то ни было. В остаток ночи мне так и не удается заснуть.


Рекомендуем почитать
Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Прогулка

Кира живет одна, в небольшом южном городе, и спокойная жизнь, в которой — регулярные звонки взрослой дочери, забота о двух котах, и главное — неспешные ежедневные одинокие прогулки, совершенно ее устраивает. Но именно плавное течение новой жизни, с ее неторопливой свободой, которая позволяет Кире пристальнее вглядываться в окружающее, замечая все больше мелких подробностей, вдруг начинает менять все вокруг, возвращая и материализуя давным-давно забытое прошлое. Вернее, один его ужасный период, страшные вещи, что случились с маленькой Кирой в ее шестнадцать лет.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.


Дискотека. Книга 2

Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Все умерли, и я завела собаку

Эмили и Рэйчел с самого детства росли в безумной семье: горы неоплаченных счетов, богемные вечеринки их родителей, знакомые из мира шоу-бизнеса. В таком жизненном хаосе никогда не было места для собаки, которую так хотела Эмили. И даже когда сестры вырастают, собака все так же остается недостижимой мечтой. Жизнь подводит Эмили к тяжелейшему испытанию: у Рэйчел диагностируют рак. За три года умирает вся ее семья: не только сестра, но и оба родителя. Это забавная и одновременно душераздирающая история о том, что каждый может преодолеть самое худшее, что случилось с тобой в жизни, что подходящее время для того, чтобы начать жить, – это всегда «сегодня».


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.