Давай надеяться на лучшее - [109]

Сентябрь 2016

Сентябрьским днем мы встречаемся в ресторане в Старом городе и обмениваемся кольцами. Он выкладывает в Инстаграм снимок наших сплетенных рук, и поздравления от его друзей и знакомых льются потоком. Боясь, что меня опередят, я тоже отсылаю подругам эсэмэски и сообщаю им новость. Теперь я помолвлена. Некоторые подруги отвечают мгновенно, другие упорно молчат. Я делаю вид, что меня это не задевает, но на самом деле задевает. Я отгоняю неприятное чувство и чокаюсь со своим избранником, смотрю, как официанты снова наполняют наши бокалы, тоже поздравляя нас с помолвкой и открывая в нашу честь бутылку шампанского. Перегнувшись через стол, я целую будущего мужа. Раз за разом мы рассматриваем наши кольца. Я выражаю свою любовь к нему в письме, которое написала на работе перед нашей встречей. В письме описывается наше первое свидание – как код от его домофона врезался мне в память с первой нашей встречи и как он помог мне снова увидеть жизнь в красках. Все, что я пишу – правда. Он читает мое письмо и плачет. Говорит, что впервые за долгие годы он счастлив.

Потом мы пьем еще вина и ужинаем. Я захмелела еще до того, как подали горячее, и в половине девятого мы берем такси и уезжаем домой, потому что у меня кружится голова. Мне дико стыдно. Обычно я так не напиваюсь. Меня тошнит, когда я скидываю туфли у него в прихожей. К шампанскому, стоящему рядом с огромным букетом, который он приготовил для меня в гостиной, мы так и не притрагиваемся. Еще до половины десятого я отключаюсь, лежа в его постели, и просыпаюсь на следующий день в чудовищном похмелье.

Первый день после помолвки проходит как в тумане – на работе я вынуждена полулежать на диване и уйти домой раньше, а забрав Ивана из садика, я падаю на диван, едва мы переступаем порог. Сегодня меня опять тошнит. Наверное, я съела что-то не то.

* * *

Суббота, у меня ужасно болит голова. Мы опять поругались. Если лето мы провели без намека на различия во взглядах, то теперь натыкаемся на них постоянно. Меня раздражает его интенсивность, постоянная потребность получать подтверждение – то, как часто он названивает мне и шлет сообщения, когда я работаю или общаюсь с подругами. Я раздражаюсь из-за его манеры занимать собой все пространство и его эксцентричных перепадов настроения. Он же, со своей стороны, возмущен моими перепадами настроения и моим неумением относиться к нему с любовью, когда ему плохо, тем, что я замыкаюсь в себе при малейшей размолвке, холодно держу дистанцию при конфликте. Он говорит, что я все время дуюсь и замыкаюсь, как в раковине, стоит меня хоть чуть-чуть покритиковать. Он говорит, что мое душевное отсутствие становится очевидно даже детям и что я должна научиться говорить о своих чувствах. Он поясняет мне, что я обидчива и страдаю почти болезненной потребностью в контроле. Я шепотом отвечаю, если дети не спят, что и его темперамент – не подарок в праздничной упаковке. Сравниваю его перепады настроения с хождением по минному полю. Жалуюсь, что он занимает собой все пространство, мусорит, оставляя за собой по вечерам грязные тарелки и бокалы по всей квартире. Говорю, что у меня такое ощущение, словно я ухаживаю за тремя детьми вместо двух. Я закатываю глаза, когда ему срочно нужно залечь в ванную, чтобы взять паузу, и выдавливаю из себя через стиснутые зубы, что мне тоже хочется иногда побыть одной. На что он отвечает, что ответственность за это лежит на мне и что он готовит почти всю еду и чаще меня покупает продукты. Потом мы до бесконечности ругаемся по поводу того, кто обиделся больше, кто обиделся первым, у кого адекватные, а у кого неадекватные реакции. Мы цитируем друг друга, обвиняем друг друга и в конце концов не можем вспомнить, из-за чего началась ссора. Тогда мы на некоторое время зарываем топор войны. Возвращаемся к повседневной жизни, детям и непростой логистике. Однако разговоры за ужином с каждым днем текут все более вяло. Я запираюсь в ванной чаще, чем мне нужно, и принимаю душ дольше, чем когда бы то ни было. Стою, направив струю душа себе на грудь, уставившись в кафель прямо перед собой. Вздрагиваю и кричу: «Сейчас, сейчас!», если кто-то стучится – мысленно чертыхаясь. Все чаще я ловлю себя на мысли, что хорошо бы он уже немного успокоился, и не могу не грустить, когда думаю, что именно так ты, должно быть, воспринимал когда-то меня. Ты и твои вечные уходы под душ. Теперь уже поздно, и никому не принесет пользы, что я внезапно так хорошо тебя понимаю. Наши дискуссии все чаще проходят по вечерам, когда дети заснули, – похоже, у нас всегда есть повод выяснить отношения. В последнюю неделю я чувствовала себя все хуже, и теперь у меня задержка. Мне очевидно, что надо сделать тест на беременность, но я оттягиваю. Думаю, что я не должна была забеременеть – мы были так осторожны. Но дни проходят один за другим, месячных нет, я продолжаю дуться и в конце концов покупаю тест.

Он остается ждать меня снаружи, когда я захожу в туалет. Желает мне удачи, и я обещаю (хотя это очевидно), что сразу же выйду к нему. Я так нервничаю, что моя рука, держащая тест-полоску, трясется. Последний раз я проделывала это три года назад. В тот раз я ждала Ивана. Тогда мы еще жили в Эншеде, и тот туалет был почти такой же тесный, как этот. В тот момент ты сидел на диване и работал, ни о чем не подозревая; я же насвистывала по пути в туалет, чтобы не вызывать у тебя подозрений, и надеялась, что ответ будет положительный, но боялась рассказать тебе об этом, когда так и оказалось. На этот раз я не насвистываю. На этот раз я обещаю выйти, как только закончу, и делаю то, что положено, – мочусь на бумажку и, затаив дыхание, считаю до десяти, до тридцати, до пятидесяти. Тест показывает одну полосу, не две. Я еще раз считаю до десяти. Так медленно, как только могу. Вторая полоса не появляется. Я не беременна. На одном дыхании я издаю долгое «йееееес», встаю, медленно мою все еще трясущиеся руки, пока адреналин гуляет в крови. Физически ощущаю, как отступает дурнота, с которой я боролась последнюю неделю, и легче становится дышать. Сделав несколько вдохов у двери, я разглаживаю лицо и выхожу. Он ждет меня в гостиной. Брови приподняты. Вопросительно смотрит на меня – ну?