Дары Кандары - [13]

человека, записанного в свидетельстве о рождении, как Аркадий Яковлевич Вайншток. Тем более, если отца

звали Яков Гедальевич, а маму – Лариса Ивановна, и к пятому пункту она относилась разве только

фамилией мужа.

Проще говоря, наш герой был «шлимазл» – чудак, лишенный дара удачи, обычно спасающего

блаженных… С детства одержимый желанием рисовать, запечатлеть окружающий мир на покорном холсте,

он слишком поздно понял, что сил, подобающих для мечты, – просто нет. Малюя афиши в кинотеатрах,

оформляя клубы и детские садики, он ждал чуда – и жизнь прошла.

Семья давно кончилась – жена умерла, дети выросли. Единственной его крупной выставки никто не

заметил. Звери, да и женщины в мастерской не прижились, друзей не осталось. Коллеги (для поддержания

бренной плоти наш герой переквалифицировался в уличные портретисты) в основном пили – а его тянуло

блевать с третьей рюмки. Итак, он остался один. Слишком умный, чтобы полагать себя непризнанным

гением, слишком наивный, чтобы просто плюнуть на жизнь, слишком неудачник, чтобы

разочаровываться…

Что осталось – мокрая улица, темный подъезд, пятый этаж без лифта, но с окнами во всю стену – как

и следует в мастерской, бутылка кефира на после ужина и невеселые мысли о том, чего уже никогда не

будет… Аркадий Яковлевич не торопясь, но и не останавливаясь – слава богу, он еще не в том возрасте,

чтобы отдыхиваться на каждой площадке, поднялся наверх по лестнице. Чуть помедлил у обшарпанной

кожаной двери, нащупывая ключи по всем карманам. Вошел, снял ботинки, пристроил кефир в

холодильник, сел в любимое мягкое кресло, когда-то обитое красным плюшем, огляделся вокруг… Два

мольберта с чистыми холстами по углам, засохшая палитра – под слоем пыли не различить, что за краски на

ней мешали. Гипсовая Венера прячется за горшком с засохшим алоэ, смотрит меланхолически… Дура.

Жалкие афишки по стенам, книжный шкаф – с грудой альбомов и умных книг – когда его открывали в

последний раз? Куча грязной посуды на кособоком столе, серые оконные стекла – все плохо, приятель. Чаю,

что ли выпить для поддержания настроения?

Аркадий Яковлевич проследовал на кухню – за новым поводом для расстройства. Чая не было. В

заварочнике цвел пенициллин, на дне жестянки сиротливо стыл тараканий трупик, пакетный «Липтон» –

подарок заботливой дочери – выпили по случаю дня рождения. И, в довершение несчастий, шум за окнами

заверил Аркадия Яковлевича, что на улице начался ливень. Ну что за невезенье! Аркадий Яковлевич

задумчиво почесал бороду – а не повод ли это? Да, пожалуй. Он разделся, посидел минутку потирая колени

– суставы как всегда являли собой барометр. Набросил халат, подвернул рукава, поплевал на руки… И

пошел разбирать кладовку. Покойная жена была запаслива – неудачную зиму девяносто четвертого года

Аркадий Яковлевич пережил исключительно благодаря древней гречке и окаменевшему варенью, а чай,

между прочим, вообще не портится. Возможных складов в мастерской было три, но обе антресоли себя

давно исчерпали. Что день грядущий мне готовит? Пачка старых журналов – перечитать на досуге, что ли;

мешок килограмма на два засохшей кураги – в компот пригодится; коробка «ленинградской» акварели –

ровесница дочки, судя по упаковке; ботинки, почти не поношенные – еще жена выбирала; а это что?

Господи, вот так находка! Кукла. Марионетка – старичок в облезлом балахоне с круглой и лысой как яйцо

головой… Давным-давно дедушка Гедальи доставал ее по большим праздникам, чтобы порадовать внука

маленьким представлением. Тогда еще Аркаша – толстый мальчик в очках – с замиранием сердца следил за

игрушкой, умевшей танцевать и разговаривать и даже подмигивать левым глазом… Господи!…

Покачнувшаяся коробка задела одну из палок марионетки и кукла подмигнула ему – задорно и нагло.

Аркадий Яковлевич отправился в ванную за валидолом.

Потом он трое суток просидел дома, неопытными руками выкраивая новый балахон для старой

куклы, заделывая трещины, подрисовывая улыбку и пытаясь разобраться в механизме палок, проволок и

рычажков. Получилось. Он – впервые за несколько лет – навел порядок в мастерской, вычистил углы,

собрал паутину. Из старой простыни сделал ширму. И долго стоял перед зеркалом, заставляя куклу

двигаться – шевелить руками, пританцовывать на месте, разевать беззубый рот. Старичок выглядел живым,

ехидным и добрым одновременно, мудрецом, впавшим в детство на потеху толпе. Похожим на дедушку и…

на самого Аркадия Яковлевича – будто в зеркале отражались два брата. Ну и дела. Аркадий Яковлевич

задумался, машинально двигая куклу, всмотрелся в мутное стекло пристальнее… А что, если?

Через месяц аттракцион «Кукла-художник» стал самым популярным на Арбате. Важные иностранцы

с фотоаппаратами на круглых брюшках и шумные провинциальные туристы, солидные новые русские и

суетливые мамаши с детьми, любопытные хиппи и невообразимые панки, короче все, те кто составляет