Дарвин и Гексли - [142]
«Поборникам теологии, утверждающим, будто с уничтожением их догм исчезнет и нравственность, не мешало бы принять в расчет, что, скажем, в таком вопросе, как стремление к достоверности, наука уже намного опередила все вероучения и в этом частном отношении оказывает на человечество воспитательное воздействие, на какое церковь показала себя решительно неспособной».
Вернулась хандра и вновь погнала его на чужбину, заставив скитаться по отелям Йоркшира и Швейцарии. Он сделался привычной фигурой в каких-то кафе за границей и в провинции — человек с громкой славой и грустным взглядом, с седеющими баками. Безвестные медики провожали его горящими влюбленными глазами, богобоязненные старые девы — змеиным ненавидящим шелестом. Гексли был так погружен в свои мысли, что не замечал, какой он возбуждает интерес. В последнее время стала прихварывать Генриетта, а в 1887 году умерла от пневмонии его вторая дочь Марион, в замужестве миссис Кольер. Перед этим она проболела три года. Гексли то надеялся, то терял надежду.
«Честно говоря… я опасался, как бы все это постепенно не перешло в слабоумие… — признается он Гукеру в письме, которым сказано многое. — Это была блестяще одаренная натура, с такими способностями к искусству, какие, по словам некоторых крупных мастеров, можно смело назвать выдающимся талантом; она была совершенно счастлива в браке — ее муж с начала и до конца выказывал по отношению к ней самую безграничную преданность — казалось, весь мир… открыт этому молодому существу. Но более трех лет назад, вслед за рождением ее последнего ребенка, у нее началась черная меланхолия (в самой жестокой форме)».
Должно быть, Гексли усматривал здесь одно из страшных, неотвратимых проявлений наследственности. К счастью, ему пришлось почти сразу же пуститься в дорогу за четыреста миль, чтобы выступить в душном, жарком, переполненном зале с речью о техническом образовании. Едва ли это его утешило, но все-таки он вернулся приободренный.
Вообще, это были невеселые годы. Он жаловался, что всякий раз, как сбежит от тоски в Йоркшир или Швейцарию, приехав обратно, не застает в живых кого-нибудь из старых друзей. В 1888 году умер в ливерпульском отеле Мэтью Арнольд. Невольно Гексли приходили на ум мысли о собственной кончине. «Смерть бедняги Арнольда меня потрясла — и не столько из-за него самого, сколько из-за его жены… — писал он Фостеру. — Я всегда считал, что для человека самое лучшее умереть внезапно… но для тех, кто его переживет, это пытка.
Арнольд еще много лет тому назад говорил, что у него больное сердце». И как раз в это время Гексли узнал, что у него тоже неладно с сердцем. «Слабость и некоторое расширение левого желудочка». Хорошо, что клапаны были в порядке. «Полагаю, что мне едва ли грозит скоропостижная смерть. Иначе я не уезжал бы за границу. Подумать, какой ужас обречь свою жену всем тяготам, а самому быстро и легко умереть где-нибудь в швейцарском отеле!»
«Икс-клуб», некогда место встреч веселых заговорщиков, вершителей судеб науки, выродился к этому времени в кружок немощных, замученных работой стариков, которые чуточку друг другу надоели и, пожалуй, чуточку страдали от грубоватой пищи.
«Мне давно уже более чем ясно, — писал Гексли Гукеру еще в 1883 году, — что отношения у нас в „Иксе“ кое у кого очень натянуты. Я замечаю, что сильные люди к старости приобретают черты поразительного сходства с обезьянами и, чуть что не по ним, приходят в ярость и норовят сцепиться друг с другом. Я это ощущаю по себе. Эта склонность мне отвратительна, и, когда бывает время подумать, я стараюсь подавить ее любой ценой».
В 1888 году Гексли поместил в «Трудах Королевского общества» некролог, посвященный Чарлзу Дарвину. Сочинять некролог, надо полагать, в любом случае занятие не из приятных, а тут еще автор был скорей настроен оплакивать не Дарвина, а самого себя. Правда, он располагал превосходным материалом: были богатые личные впечатления о старом друге; был такой ценный источник, как собственноручная дарвиновская «Автобиография»; была, наконец, только что опубликованная Френсисом Дарвином «Жизнь и переписка», его отца. Гексли затратил пропасть усилий, но, верный благочестивым традициям своего времени, сотворил лишь то же шаблонное чудо, что и другие биографы викторианской эпохи: Пигмалионово превращение в обратном порядке. Живой друг превращен в мраморное изваяние — а верней, в некий монументальный камень для оттачивания моральных секир. Так, равнодушие Дарвина к учению в молодые годы, оказывается, свидетельствует о том, что обычное классическое образование не способно возбудить интерес глубокого ума. В личных письмах того же времени Гексли высказывался куда более живо и ярко.
«Изложение никак не назовешь сильной стороною Дарвина, — делился он со своим молодым коллегой Фостером, — да и язык у него подчас такой, что диву даешься. И все-таки ему присуща какая-то неизреченная и чудесная умудренность — словно у умного пса из сказки, — и путями неисповедимыми, как язычник-китаец, он все-таки приходит к истине».
В 1888 году, через год после его старого друга Гукера, Королевское общество наградило Гексли Коплеевской медалью. И он, кому так часто случалось сиживать на торжественных обедах зримым и громогласным наместником Дарвина, вкушая яства, которые Дарвину есть было нельзя, теперь не мог угоститься на банкете, устроенном в честь его самого. Он получил медаль на предварительном заседании и уехал. А той же осенью он вышел из совета попечителей Итонского колледжа. За последние полтора года ему ни разу не удалось выбраться на совещание.
Книга, вместившая в себя мудрость стоицизма. Поможет привнести в жизнь радость, уменьшить уровень тревоги и справиться с негативом, который нас окружает. В современном мире острой конкурентной борьбы мы постоянно соревнуемся с другими и преодолеваем себя в стремлении стать лучшими и прийти к финишу первыми. В этом вечном цейтноте у нас нет времени остановиться и оглядеться, понять, где наши истинные желания, а что навязано нам социумом, разобраться, что нам дарит радость, а от чего мы испытываем грусть.
Выйдя на экраны кинотеатров в пасхальный уикенд 1999 года, «Матрица» уже в первый день проката стала своего рода философской провокацией. Вопросы, затронутые в повествовании о программисте Томасе Андерсоне, когда-то уже были озвучены Платоном, Декартом и Кантом: «Как определить реальность?» «Что такое личность?» и «Как соотносятся судьба и свободная воля?» «Матрица» – это коктейль из различных мотивов: дзен-буддизма, юнгианской психологии, популярной квантовой механики, гонконгских фильмов о боевых искусствах и других «ингредиентов».
Фильм «Матрица», вышедший на экраны в 1999 г., неожиданно ввел в поле массовой культуры разнообразные философские вопросы, заставив каждого зрителя потратить некоторое время на обдумывание мировоззренческих проблем. Среди этих зрителей были и преподаватели философии американских университетов, чьи эссе об этических, гносеологических, теологических, метафизических и иных вопросах, поставленных в картине, собраны в этой книге. Кроме того, впервые на русском языке в полном варианте публикуется выступление на конференции, посвященной «Матрице» (Карлсруэ, 1999), выдающегося современного мыслителя Славоя Жижека.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.