Даринга: Выход за правила - [60]

— Голову мне это открутить Риндиру не помешает.

Аурора провела подушечками пальцев по глянцевым распечатками списков:

— Когда следуешь инструкциям, как-то забываешь, что за именами в отчетах стоят живые люди, и каждое твое решение влияет на них.

Она отвернулась, чтобы вытереть помягчевшие глаза.

— А милосердие неожиданно и коварно проникает в самые узенькие щелки.

— То есть…

— Я еще не приняла решения. Я должна обсудить с Твиллегом варианты наших действий и их возможные последствия. И извиниться перед мертвыми.

Госпожа Бьяника пружинисто встала:

— Доброй ночи всем.

— Доброй, — механически отозвался Люб. И прихлопнул зудящего над плечом исполинского комара. Рассмотрел, держа за крыло: — У, серафимый шестикрыл!

Липат отобрал тушку и сунул в охладитель.

— Вроде вот медик, — проворчал он, — а не ценишь жизнь во всех ее проявлениях.

— Ценю. Ровно до той степени, пока она не пытается меня сожрать. Да и вообще, — глядя на небо, он печально вздохнул. — Жаль было смотреть, как он старается прокусить бронекостюм и не может.

— У! — замахнулся рукой Липат. — Ты куда теперь?

— На вечерний обход. И так припозднился с ним. И что-то еще… что-то еще я должен был сделать.

— Мне термос вернуть? — спросил биолог с надеждой. — Кофе там еще остался? Кстати, спасибо, что откачал.

— Да не за что, — отозвался Люб рассеянно. — Не термос, нет.

Ближе к полуночи, застегивая изнутри палатку, сквозь стенку которой просвечивал костер, врач вспомнил, что посылал Риндира проведать епископа. А штурман, тетеха такая, должно быть, о поручении позабыл. Растянувшись на надувном матрасе и положив руки под голову, врач зевнул и телепатически окликнул друга.

— Ну, как там Трилл?

— Пациент скорее мертв, чем жив, — фыркнул Риндир.

— Опять твои шуточки?

— И не думал даже. То есть, на ужин ему по лестнице столько деликатесов перетаскали, что я слюной залился. А потом посланник пришел объявить Бранвен, что епископ окреп настолько, чтобы встать с ней на совместную молитву. Но когда полетел с ней наверх — Трилла как раз накрыло. При огромном стечении народа. Человек семь там было, не меньше. Не считая нас. Он метался и орал, словно пытался увернуться от невидимого бича. И на спине набрякли ровные такие полосы.

— Стигматы?

Штурман мысленно пожал плечами.

— У меня было чувство, что он оправдывается. Но… я слышу ровно половину разговора. Словно кто-то забыл включить громкую связь. Он все твердил о своей слепоте и несовершенстве и клялся, что больше никогда.

— Что никогда?

— Не знаю. Все остолбенели и лоб об пол Триллу разбивать не мешали. Мне кажется, он договорился… с этими, первыми. Потому что дергаться перестал. Ухватил Судию за колени… статую, в смысле.

— Я… понял.

— А потом капеллу накрыло. Вот как нырнешь, в уши вода попала. Вынырнул. Тебе что-то говорят, а ничего не слышно. А Трилл сполз и лежит. Сперва решили, что умер. На постель перенесли. А у него из угла рта слюна бежит и руки по одеялу бегают.

— Агония.

— Я бы не надеялся. Сволочи живучие.

Глава 31

Пребывая в птичьем облике, каждый день на закате испытывал Риндир острое желание усесться и задремать, сунув голову под крыло, до следующего рассвета. Или утащить с поварни огромный кусок жареного мяса и умять целиком. Он жалел, что не припрятал выкраденную на празднике одежду — на такой вот случай.

Поспать иногда даже получалось — когда Бранни не развлекала его разговорами и не показывала наряды для тряпичной куклы. Шила она, кстати, мастерски. А куклу с одежками прятала от Трилла и его присных в печурке стены, заложенной округлым камнем. И похоже, не только куклу там прятала.

Выпроводив служанку, явившуюся с водой для умывания и горстью причитаний по епископу, королева стала обшаривать захоронки. А сокол, устроившись на облюбованном месте на спинке ее кровати — на дереве светлели следы его когтей, — то задремывал, то вскидывался, лопоча крыльями. И видел Бранвен то вылезающей из-под кровати с зажатым кулаком, всю в пыли и паутине, то скребущей пальцем щель у окна, то влезшей на табурет, чтобы вынуть что-то из замкового камня на двери. Потом все найденное отправилось на подоконник, и при серебристом свете вскарабкавшейся на небо луны девочка стала пришивать разноцветные бусины к кожаной полоске в пядь длиной, ловко орудуя костяной иголкой со вдетой в ушко суровой нитью. Штурману хотелось сказать королеве, что она попортит себе глаза, но для этого следовало превратиться. И он промолчал, сраженный усталостью и волнениями вечера, и уснул окончательно.

Луна успела сместиться и теперь светила в другое узкое окно, серебряный свет растянулся по овчине на полу и по каменный почерневшим плиткам до самой двери. Из окон немилосердно дуло, и перья взъерошились, сберегая тепло. В холода отворы заслоняли деревянными ставнями, обтыкая тряпками по краю для тепла, а теперь деревянные доски были составлены у стены за кроватью. Сперва Риндир не понял, отчего проснулся. А это Бранвен дула ему в клюв, гладила по голове и нежно перебирала перья. Сокол смущенно переступил по кроватной спинке.

— Рыжий… Ясное мое солнышко… Тебе ведь не тяжело будет отнести это моему восприемнику?