Дарёна - [19]

Дарёна глаз от земли поднять не смела, это она виновата, она хозяйка, должна была подумать, вспомнить, позаботиться. А она кроме Стана ни о чем и не думала. Все десять дней о доме даже мысли в голове не мелькнуло. Желан и Ярко тоже винили себя. Ярко за то что домой так сбегать и не собрался, а Желан за то что как старший, за всем не проследил. Дарена от известия о нападении на Стана сама не своя была, он к лошади ее тогда на рука нес, сама она идти не могла. Но он то шел и обязан был подумать что с домом будет. И боги с ним с домом, стоит и спасибо. Новую посуду сделают, кур и коз купят, даже испорченные припасы не трагедией были. А вот то что не по правилам погас кузнечный горн было плохо. Теперь его по новой разжигать надо, принося богам и огню подношения, вымаливая прощение за недосмотр и неосторожность. И простит ли кузнечный покровитель? Будет ли столь же добр, как раньше к горе кузнецам?

Ярко зарезал раненную козу, старательно разделал тушу, повесил сушить выскобленную шкуру. Дарёна съездила на мельницу, привезла оттуда новые мешки с мукой и зерном, а так же целую корзину цыплят и новую посуду, жизнь начинала потихоньку налаживаться.

Девушка разрывалась между работой по дому и раненым Станом. Она старалась как можно дольше сидеть с ним, когда тот не спал, развлекала, сказки рассказывала. Стан своего бессилия стыдился, делал вид что устал и спит, чтобы Дарёна ушла и не тратила на него время. Он силился вставать, но делал только хуже. Потом еще сильнее ныло и дергало раненное плечо. Но что хуже всего, он плохо чувствовал правую руку, и с каждым днем все больше накатывало отчаяние. А ну как он не оправится, а ну как так и останется калекой? Какой из него теперь кузнец? Братья, конечно, не погонят, но зачем тогда жить. Он уже жалел что не убил его Зайко. Он заслужил. А нечего было мечтать, нечего было убеждать себя что ничего не станет, если он просто посмотрит на Малинку. А вот стало. И ладно бы только он за это пострадал, он бы принял все безропотно, не жалуясь. Но Малинка. Он видел ее в день суда только со спины, она лишь на мгновение обернулась, но и этого мгновения хватило, чтобы ужаснуться тому что сделал с ней муж. Да как же так можно? Как же боги позволили. Она ж дите в себе носила. Ударить женщину Стан почитал недопустимым, а уж беременную женщину – этому вообще оправдания не было. Почему Зайко к нему не пришел? Высказал бы в глаза свои обвинения, Стан бы извинился, коли неприятно Зайко что на его жену смотрят. Но Малинку-то бить за что? Она ведь теперь еще больше его, Стана, ненавидеть будет. И он бы на ее месте ненавидел. Семью Малинка потеряла, дите не рожденное скинула, в отеческий дом вернулась. Хоть и дал на то позволение князь, а все люди косо смотреть будут, особенно чужие. Это ж позор когда мужнюю жену в отеческий дом возвращают.

Своим горьким мыслям Стан предпочитал предаваться в одиночестве, но сестра и братья такой возможности ему почти не давали. Дарёна, каждую свободную минутку старалась к нему забежать, Желан, который все еще не закончил разводить огонь в кузне, обряды требовали времени, тоже часто заходил. Даже Ярков лес уходил не далеко и больше одной ночи вне дома не ночевал.

Через неделю после возвращения Дарёне на помощь пришла из Кабаньего Лога мать Малинки Жалена.

– Дочь мою вы от позора оберегли, – заявила она. – Стан едва голову понапрасну не сложил. Как еще отблагодарить?

И она помогала Дарёне, иногда даже уча ту женским премудростям, которые ей братья рассказать не могли. К Стану она заходить не решалась, но приезжала каждое утро и помогала до вечера.

Так тянулись дни, сплетаясь в недели. Однажды, вернувшись с охоты домой, Ярко зашел к старшему брату, пристально посмотрел на него и вдруг заявил.

– Все, хватит бока отлеживать. Вставай.

– Ярко, – охнула пробегавшая мимо Дарёна. – Тяжело же ему стоять, больно.

– Рана уже затянулась, а будет дальше лежать, только хуже сделает. Поднимайся, Стан, – он потянул брата за здоровую руку. – Желан горн разжег, работает уже вовсю и тебе пора.

– Какой из меня теперь кузнец? – опустил голову Стан, с трудом садясь.

– Не будешь руку нагружать, так никаким и останешься, – уверенно заявил Ярко. – Вставай, побездельничал и будет.

– Ярко, перестань, – испуганно вскрикнула Дарёна. – Нельзя так.

– Да чего уж – Стан при помощи брата встал на ноги. – На вашей шее сижу, чудо что раньше не попрекнули.

– Стан, я тебя не куском хлеба попрекаю, – возмутился Ярко. – Я хочу чтобы ты жалеть себя перестал и к жизни вернулся. Не прошу прямо сейчас в кузню идти, но вставай хоть иногда, двигайся, а не то от лежания ноги скоро отнимутся, что тогда делать будем? Дарёне помогай, шкурки выделывай, Желану совет когда дай, ему нужно. Ты старший в доме, так вспомни об этом.

Стан не ответил, нечего ему ответить было. Прав Ярко, разнюнился он, сопли распустил. Себя лежал жалел, а о том какого сестре и братьям даже не подумал. В конце концов, не сможет больше кузнецом быть, надо будет учиться что-то другое делать, да вот хоть коз ходить пасти или гусей, все польза будет. А он распустился.