Дар Шаванахолы. История, рассказанная сэром Максом из Ехо - [21]

Пока он витийствовал, я успел сочинить вполне качественную легенду. И небрежно ответил:

— Да ну, какие этические принципы. Какой-то старичок вчера ночью в трактире рассказал. Очень словоохотливый попался. Домочадцы, небось, от его баек давно устали, а тут такой прекрасный я в поисках развлечений. Отвез тебя домой и отправился праздновать окончание восьмого тома Энциклопедии Мира, вернее, заливать горе…

— Погоди, а почему ты не поехал в книжную лавку? Я же рекомендовал тебе несколько.

— Так за полночь уже было, — напомнил я.

— Ну да. Самое время отправляться за книгами. До обеда книжные лавки обычно закрыты, зато всю ночь напролет там двери нараспашку.

— Потрясающе, — вздохнул я. — Что ж ты вчера не сказал?

— Прости. Был совершенно уверен, что ты и сам знаешь. Некоторые вещи кажутся настолько очевидными, что в голову не приходит лишний раз их обсуждать. Небо — сверху, земля — снизу, ходить следует, поочередно переставляя ноги, еду — класть в рот, детей — не бить, отправляться в книжные лавки — по ночам.

Я был чертовски рад, что он принял моего наспех выдуманного болтливого старичка за чистую монету и даже не стал уточнять название трактира, где мы якобы беседовали, а потому не выступил с пламенной речью в защиту прыжков на одной ножке как вполне легитимного способа передвижения. Хотя, конечно, следовало бы.

Потом Шурф отправился в Дом у Моста, а я остался в «Обжоре Бунбе» с кувшином камры на столе и здоровенным камнем на сердце. «Одно из самых горьких разочарований его жизни, — думал я. — Ну надо же. Вот бедняга».

Единоличное обладание тайной Незримой Библиотеки оказалось вовсе не таким большим удовольствием, как я себе представлял.

К вечеру, впрочем, настроение мое исправилось — во многом благодаря мемуарам Гохиэммы Фиаульфмаха Дрёя, первого йожоя в истории Укумбийских островов и, следовательно, всего Мира, поскольку ничего хотя бы отдаленно напоминающего институт йожоев нет больше ни в одной культуре.

Йожой — это укумбийский заклинатель бурь. Йожой непременно должен быть горьким пьяницей; это условие необходимое, но не достаточное: мало кто из пьяниц может стать настоящим йожоем.

Гохиэмма Фиаульфмах Дрёй, первый йожой, сделался таковым, если верить его мемуарам, совершенно случайно. Особого пристрастия к выпивке он не имел, но однажды по воле случая оказался на совершенно пустом корабле с большим запасом бомборокки и без единой крошки провианта. Бедняга провел в открытом море несколько дюжин дней; воспоминания его об этом периоде, мягко говоря, несколько размыты. Но факт, что в конце концов он сумел как-то договориться с морем и ветрами; во всяком случае, сотни свидетелей видели, как огромная волна принесла и аккуратно поставила на берег корабль, на палубе которого валялся до изумления пьяный Гохиэмма Фиаульфмах Дрёй. Будучи в тяжелом похмелье, он объявил себя великим заклинателем бурь, а проспавшись, стал собирать учеников. Принимал всех, кто приходил с собственной лодкой и запасом выпивки или деньгами на оплату этих расходов, поскольку учебный процесс выглядел следующим образом: желающего стать йожоем вывозили далеко в открытое море, там спускали на воду лодку, тяжело груженную спиртным, и оставляли беднягу на произвол судьбы. Выживал в такой непростой ситуации примерно один из дюжины, и уж он-то возвращался домой настоящим йожоем, умеющим договориться с любой бурей. Все сходились во мнении, что это очень неплохой процент. Капитаны пиратских кораблей — иных на Укумбийских островах попросту нет — быстро смекнули, что к чему, и тогда желающие принять в свою команду йожоя выстроились в очередь. Заклинателей бурь по сей день гораздо меньше, чем охотников дать им работу. Все укумбийские пьяницы мечтают стать йожоями, но мало кто решается попробовать, а ведь надо еще сколотить какой-никакой капитал, чтобы оплатить учебу.

Гохиэмма Фиаульфмах Дрёй несколько лет обучал новых йожоев, потом заскучал, передал дело своему любимому ученику, благодаря стараниям которого этa прекрасная традиция сохранилась до наших дней, а сам, следуя не то призванию, не то амбициям, отправился в Ехо, где основал Орден Пьяного Ветра. Этот Орден, как ни удивительно, просуществовал примерно полторы сотни лет, прежде чем естественным образом развалиться по причине беспробудного пьянства всех без исключения Магистров и послушников. Великий Магистр, впрочем, жил еще долго и, похоже, вполне счастливо — бросил пить, женился, вырастил шестерых сыновей, разбил огромный сад, собрал выдающуюся коллекцию флюгеров и заодно написал мемуары, которые теперь, восемьсот лет спустя после его смерти, стали букинистической редкостью и стоили, как не слишком подержанный амобилер. Впрочем, я счел эту трату одной из самых разумных в своей жизни — книга оказалась даже более захватывающей, чем самые интересные статьи Энциклопедии Мира, а мне только того и требовалось.

За чтением я не заметил, как наступил вечер. О его начале возвестил хлопок входной двери и последовавшее за ним появление моего друга Мелифаро. Он выглядел настолько взбудораженным, что я даже не стал комментировать его новый наряд, хотя сочетание зеленого, оранжевого и розового цвета, безусловно, заслуживает долгого, вдумчивого обсуждения, плавно переходящего в смертельную вражду. Однако, увидев его лицо, я сразу спросил: