«Дар особенный»: художественный перевод в истории русской культуры - [2]
Так, при переводе стихотворения, которое Дон Кихот адресует бабенкам на постоялом дворе «из числа тех, которые, как говорится, ходят по рукам», Жуковский воспользовался русским «складом» (четырехстопным хореем с дактилическим окончанием), к которому до него в попытках овладения народным тактовиком прибегали Державин, Херасков, Карамзин, Воейков и который имел отчетливые былинные ассоциации:
Ср. у Флориана:
У Сервантеса:
На мировую арену русская литература выходит с Тургеневым, Толстым и Достоевским. Великий русский роман, как и великий французский или английский роман, был сформирован жизнью того народа и той страны, в которой проходило его становление. Однако если речь идет о культурных импульсах, то своеобразие русской прозы XIX столетия и ее отличие от современной ей западноевропейской прозы заключались в том, что сформировала ее в основном не только национальная или зарубежная проза, но в немалой степени русская и зарубежная поэзия, а также западная философская мысль – поэзия Пушкина, «Илиада» в переводе Гнедича и «Одиссея» в переводе Жуковского, Гете, Шиллер, Байрон, Шекспир в русских переводах, Паскаль, Руссо, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр, Ницше.
Разумеется, та огромная роль, которую сыграли Гомер[5], Шекспир[6] или Шиллер[7] для выработки «всемирного языка» в России, столь необходимого в период становления великого русского романа, не умаляет значения зарубежной прозы, причем не только современной, но и предшествующих эпох. Русская проза XIX столетия многим обязана Сервантесу, Вольтеру, Стерну, Вальтеру Скотту, Гофману, Гюго, Жорж Санд, Бальзаку, Диккенсу, Стендалю.
Особого внимания заслуживает первый роман нового времени – «Дон Кихот» Сервантеса. Необходимо признать, – несмотря на то, что сервантесовский роман был хорошо известен в России как во французских переводах, так и в многочисленных русских переводах, как полных, так и сокращенных, в том числе в переложениях и адаптациях для детей и подростков, – интерпретации Белинского, Тургенева, Достоевского, Мережковского и Сологуба играли в России по крайней мере не меньшую роль, чем русские переводы «Дон Кихота»[8].
В то же время когда в 1860 году И.С. Тургенев утверждал, что в распоряжении русского читателя нет хорошего перевода «Дон Кихота»[9], он был одновременно и прав, и не прав. Между тем приходится сожалеть, что эту миссию не взяли на себя сам Тургенев, неоднократно намеревавшийся приняться за перевод «Дон Кихота»[10], Островский, прекрасно воссоздавший на русской почве интермедии Сервантеса[11]и мечтавший перевести некоторые главы из «Дон Кихота»[12], или Достоевский, перу которого принадлежит «Сцена из “Дон Кихота”», блестяще воспроизводящая писательскую манеру Сервантеса[13].
В истории великого русского романа XIX века было не так много примеров, когда русский писатель обращался к воссозданию на русской почве признанного шедевра мировой литературы. Один из показательных примеров этого рода – перевод Достоевским романа Бальзака «Евгения Гранде», первый значительный литературный опыт писателя. Дело было не только в том, что перевод оказался для него школой писательского мастерства, а для отечественной переводной литературы – крупным событием, но и в том, что уже в этой ранней работе вполне узнаваем писательский почерк будущего гения мировой литературы. В.С. Нечаева справедливо писала, что Достоевский «чрезвычайно чутко подхватил заложенные Бальзаком в романе элементы драмы. Игра контрастом характеров, света и тени, указания на скрытый драматизм, обилие диалогов – все это он воспринял, по-своему развил и усилил при переводе. Он еще чаще и более отчетливо, чем Бальзак, старается выявить читателю драму, заложенную в романе»
