Дар милосердия - [79]

Ронни нахмурился. В чем дело? Еще вчера все было хорошо. Нора не ругала его, Джим всегда следил за собой, не сквернословил, а в доме было чисто и прибрано. Почему все изменилось?

Он пожал плечами. Ничего страшного, как только он придет в школу и увидит улыбку мисс Смит, все встанет на свои места. Ронни прибавил шагу, минуя деревенские дома и обгоняя спешащую в школу детвору. Сердце мальчика было готово запеть. «Мисс Смит, — повторял он. — Прекрасная мисс Смит!»

Ронни вошел в класс. Светлые волосы мисс Смит, собранные в тугой пучок, напоминали золотистый гранат. Щеки алели, словно розы после утреннего дождя, а голос звучал, будто теплый летний ветерок.

— Доброе утро, Ронни, — сказала она.

— Доброе утро, мисс Смит.

Воодушевленный мальчик проследовал на свое место.

Начались уроки. Арифметика, правописание, общество-знание, чтение. На первых трех уроках Ронни не спрашивали, и только на чтении мисс Смит попросила его прочитать вслух отрывок из маленькой красной хрестоматии.

Он гордо поднялся. История была об Ахилле и Гекторе. Ронни уверенно прочел первое предложение, но в середине второго неожиданно запнулся. Слова расплывались перед глазами, и он ничего не понимал. Даже поднеся книгу ближе к глазам, он не мог ничего прочесть. Страница будто превратилась в озеро, а слова плавали глубоко под поверхностью воды. Ронни, как мог, пытался разглядеть их, но все равно запинался как никогда прежде.

Внезапно он понял, что мисс Смит подошла и стоит рядом. В руках она держала линейку, лицо было непривычно перекошено. Она вырвала книгу из рук Ронни и швырнула на парту. Потом схватила мальчика за правую руку, распрямила его ладонь и с силой ударила по ней линейкой. Руку обожгло, боль пронзила все тело. Мисс Смит снова занесла линейку…

И еще раз. И еще. И еще.

Ронни залился слезами.

После тяжелого дня директору меньше всего хотелось тратить время на беседу с супругами Медоуз. Кертин мечтал поскорее прийти домой, принять расслабляющую ванну, включить интересную телемпатическую программу и забыть обо всех проблемах и переживаниях. Но успокаивать расстроенных родителей входило в его обязанности, и поэтому он был вынужден принять их. Знай он заранее, что они тут же примчатся в образовательный центр, то не стал бы оповещать их до завтрашнего утра, но теперь уж ничего не поделаешь.

— Пропустите их, — устало сказал он в интерком.

Согласно анкете Ронни, супруги Медоуз — скромная невзрачная пара — работали на конвейере. Директор не питал больших симпатий к конвейерным рабочим, особенно если у тех, как зачастую случалось, рождались психически неуравновешенные дети. Его так и подмывало направить на них прожекторы, как при допросе, но он сдержался.

— Вам ведь сообщили, что ваш ребенок цел и невредим, — недовольно сказал он, когда родители Ронни уселись перед ним. — Не было нужды приходить лично.

— Сэр, мы… мы просто очень волновались, — ответил мистер Медоуз.

— На то нет причин. Когда вы сообщили, что ваш сын пропал, я сказал вам, что ребенок наверняка попытается вернуться в то место, к которому эмоционально привязан, и нужно лишь подождать, пока он объявится. Дети его психотипа всегда стремятся вернуться. К сожалению, мы не можем составить характеристику до отправки ребенка назад к родителям, так как это может привести к несвоевременному разрушению эмпатической иллюзии. Развеять эту иллюзию должны уже родители, когда ребенок сживется с реальностью. Как следствие, мы не можем выявить потенциально проблемных детей до того, как они сами это подтвердят, сбежав из дома.

— Ронни — не проблемный ребенок! — протестуя, воскликнула миссис Медоуз. Ее тусклые глаза сверкнули. — Просто он очень чувствительный.

— Миссис Медоуз, — настойчиво произнес директор, — у вашего сына ярко выраженный Эдипов комплекс. Вместо того чтобы испытывать любовь к вам, его родителям, он признается в любви к вымышленной учительнице. К большому сожалению, мы не можем предвидеть подобные отклонения, но уверяю вас, мы в состоянии с ними справиться. Обещаю, когда в следующий раз вы увидите сына, вы его не узнаете. Он никогда больше никуда не убежит!

— Сэр, а насколько болезненна эта коррекционная терапия? — спросил мистер Медоуз.

— В условиях объективной реальности — совершенно безболезненна!

Кертин с трудом подавлял накопившееся раздражение. Правая рука начала подергиваться, и это злило его еще сильнее, потому что сулило очередной приступ. И все из-за этой парочки!

Конвейерные болваны! Сборщики электроприборов! Ты освобождаешь их от необходимости воспитывать детей, а они еще смеют задавать бестолковые вопросы?!

— Поймите, — сказал он, поднявшись и прохаживаясь вдоль стола, — у нас очень гуманная система образования. У нас цивилизованные методы. Мы избавим вашего сына от любых комплексов, чтобы он мог жить как нормальный американский мальчик. Все, что нам нужно для его излечения, — заставить ненавидеть эту учительницу. Вам ясно? Как только он возненавидит ее, пройдет и нездоровое восхищение долиной. Как все нормальные дети, ваш мальчик будет вспоминать о ней лишь как о тихом месте, где он посещал начальную школу. Это будет просто воспоминание, и он не будет жаждать вернуться туда во что бы то ни стало.